нее было приятное свежее лицо и добрые глаза. Управляющий хмуро сказал:

– Доброе утро, мисс. Прошу простить, но мне приказано выселить вас. Наверно, Трайст думал, что мы еще погодим, но, боюсь, мне придется вынести из дому вещи. Куда вы собираетесь ехать – вот в чем вопрос.

– Я, наверно, поеду домой, а вот куда денется Трайст с детьми, мы не знаем.

Управляющий похлопывал хлыстом по крагам.

– Значит, вы этого ждали, – сказал он с облегчением. – Вот это хорошо. – И, поглядев вниз на маленькую маму, добавил: – А ты что скажешь, милочка? Вид у тебя смышленый.

– Я сбегаю к мистеру Фриленду и спрошу его, – ответила Бидди.

– Вот умница! Он уж найдет, куда вас пока пристроить. Вы как, уже пообедали?

– Нет, сэр. Обед только поспел.

– Поешьте лучше сначала. Спеха нет. Чем у вас там в кастрюле так хорошо пахнет?

– Тушеное мясо с капустой, сэр.

– Тушеное мясо с капустой! Вот оно что!

С этими словами управляющий отправился к фургону, стоявшему у обочины дороги; в нем сидели трое мужчин, сосредоточенно сосавших трубки. Но он не присоединился к ним, а отступил подальше, потому что, как он потом объяснял жене, скверное дело, прескверное – ведь каждый мог его там увидеть! Трое детей в этом доме – вот в чем загвоздка. Если б тем, из господского дома, пришлось свои грязные делишки своими руками обделывать, небось у них к этому давно бы охота пропала.

Управляющий отошел на приличное расстояние и оттуда увидел, что маленькая мама, золотоволосая, в голубом переднике, уже бежит к дому Тода. Славная девчушка, право же, славная! И хорошенькая. Жалко их, очень жалко! И он направился обратно к домику. По дороге у него явилась мысль, от которой он похолодел: а вдруг девочка приведет миссис Фриленд, ту даму, что всегда ходит в синем и без шляпы? Уф! Мистер Фриленд – другое дело. Немножко того, конечно, но безобидный, как муха. А вот его супруга… И он вошел в домик. Женщина мыла посуду: ничего, ведет себя разумно. Когда двое ребятишек отправятся в школу, тогда можно будет приступить к выселению, и поскорее с плеч долой! Чем быстрей, тем лучше, пока народ не сбежится. На таком деле только врагов наживешь. Управляющий шарил желтоватыми глазами по комнате, примеряясь к предстоящей работе. Ну и имущества же у них! То одну вещь купишь, то другую – вот и набралось. Надо в оба следить, чтобы ничего не поломали, это уж дело подсудное. И он обратился к женщине:

– Как, мисс, можно приступать?

– Запретить вам я не могу.

«Нет, – подумал он, – запретить ты мне не можешь, и очень жаль». Ей он сказал:

– Здесь у меня старый фургон. Так вещи сохраннее будут от дождя, ну и вообще. Мы погрузим их в фургон, а его загоним в пустой сарай в Мерроу и там оставим. Пусть лежат, пока Трайсту не понадобятся.

– Вы очень добры, спасибо, – ответила женщина. В голосе у нее не было иронии, и управляющий, заметив это, только крякнул и отправился звать помощников.

Как ни старайся, но даже в деревнях, где дома так разбросаны, что непонятно, есть ли тут вообще деревня, нельзя ничего сделать украдкой: домашний скарб Трайста вытаскивали из дому и складывали в фургон не больше часа, а на дороге против дома уже собралась кучка зрителей. Первым явился старый Гонт – в одиночестве, потому что Уилмет уже уехала в Лондон к мистеру Каскоту, а Том Гонт был на работе. Старик не раз видел на своем веку, как выселяют людей, и сейчас молча наблюдал за всей процедурой с чуть заметной глумливой усмешкой. Вскоре у его ног закопошились четверо детей, таких маленьких, что их еще не принимали в школу, а еще минута – прибежали матери, разыскивая свое потомство, и тут тишине наступил конец. К ним присоединились двое батраков, шедших на работу, каменотес и еще две женщины. И вот через эту толпу прошли маленькая мама и Кэрстин, торопясь к наспех опустошаемому дому. Управляющий стоял возле ветхой кровати Трайста, не скупясь на советы двум своим помощникам, которые разбирали ее на части. Он знал по опыту, что болтовня притупляет в нем всякие неприятные чувства, но сразу онемел, увидев на узкой лестнице Кэрстин. За что такая напасть? В крохотной клетушке, где он почти доставал до потолка головой, столкнуться лицом к лицу с такой женщиной? И вечером, рассказывая жене, он так и сказал: «За что такая напасть?» Он раз видел, как у дикой утки отбирали птенцов: она вертела шеей, как змея, и глаза вот такие же страшные, черные! Да когда норовистая кобыла старается тебя укусить, вид у нее и то куда добрее! «Так она там и стояла. Думаешь, она меня отругала? Ни-ни! Понимаешь, слишком она для этого воспитанная. Только все на меня смотрит, а потом говорит: «А, это вы, мистер Симмонс! Как же вы за это взялись?» А руку положила на голову девчонки. «Приказ есть приказ, сударыня!» Что еще мне было сказать? «Да, – говорит она, – приказ есть приказ, только незачем его выполнять». – «Что касается до этого, сударыня, – говорю я (понимаешь, она ведь настоящая леди, от этого никуда не уйдешь!), – я человек рабочий, такой же, как этот Трайст, и должен зарабатывать себе на хлеб». – «Надсмотрщики над рабами тоже так говорят, мистер Симмонс». – «В каждой должности, – говорю я, – есть свои темные стороны. И тут ничего не попишешь». – «Так всегда будет, – отвечает она, – пока работники будут соглашаться выполнять грязную работу за своих хозяев». – «Хотел бы знать, – говорю, – что со мной будет, если я начну привередничать. Нашему брату выбирать не приходится: что дают, то и бери». – «Ну вот, – говорит она. – Мистер Фриленд и я пока забираем Трайста вместе с детьми к себе». Сердечные они люди, много для крестьян делают, только, конечно, по-своему. И при всем при том она ведьма. А стояла там в дверях – загляденье! Порода, она всегда себя покажет, это уж как пить дать. Главное сказала – и конец, ни тебе брани, ни воркотни. И девчонку с собой увела. А я стою как оплеванный, да еще работу доделывать надо, а народ на улице все злее становится. Они, конечно, помалкивают, но ты бы видела, как смотрят!» Управляющий прервал рассказ и злобно уставился на навозную муху, которая ползла по стеклу. Вытянув указательный и большой пальцы, он схватил муху и бросил ее в очаг. «А тут еще сам Трайст явился, как раз когда я кончал. Мне