Дерьмо.

Я отскочил на крышу автобуса, давая себе минимальную передышку, стальные перья снова полетели в мою сторону, и уже понятно, что от всех уклониться не получится, придётся выбирать, нога или бок. И, наверное, бок, потому что…

Прямо передо мной раскрылись огромные крылья, закрывая от железного дождя.

Не понял.

Я заморгал, как-от тупо рассматривая внушительный размах и мощные перья. Раскрас как у моей Ангела, но крылья намного мощнее, это существо явно на несколько рангов выше. И это не похоже на крылья Сари, или кого-то из моих знакомых, но всё же так небрежно отмахнуться от Вафовых стальных перьев…

— Ну здравствуй, Варифиэль, старый друг, — эта ироничная интонация в знакомом голосе пустила толпу мурашек по моей спине. — Давно не виделись.

Воздух заискрил. Варифиэля отшвырнуло куда-то на другой конец улицы.

Я таращился на Ангела, широко открыв рот.

Нет, надо признать, она была прекрасна. Во всех возможных смыслах. Эти роскошные крылья, эта аура могущества, что трещит вокруг, как мороз, эти интонации, слишком спокойные и насмешливые для такого молоденького ангелочка… Что случилось за те едва-ли-сутки, что мы не виделись?!

— Ангел, — позвал я едва слышно, но этого хватило.

Она повернулась, и посмотрела на меня теми самыми глазами — как закат над Сахарой, — но теперь они казались безумно старыми.

Знающими.

Я задохнулся.

— Ты…

И замолчал, раздавленный и окрылённый пониманием.

Ты помнишь.

Помнишь.

Она смотрела на меня в ответ.

Да, помню.

Я сглотнул.

За эти тысячелетия люди придумали кучу всяких слов. Они хороши в придумывании слов, разве нет? И мы тоже хороши! Я лично участвовал в процессе становления многих языков, порой весьма и весьма активно. Так почему же в такие моменты слов никогда не хватает? Почему они просто не находятся, почему их недостаточно, почему они кажутся жалкими, даже в половину не соответствующими чувствам, моменту, желаниям?

— Ангел… — попробовал я снова.

— Меня зовут Атиен, — сказала она.

И да, это был, в целом, отличный и всеобъемлющий ответ.

— Здравствуй, Атиен, — вообще не знаю, почему меня принято считать одним из самых красноречивых демонов, если я смог в конечном итоге выродить только это.

И с удивлением обнаружил, что, оказывается, улыбаюсь, как клыкастый идиот.

Позорище.

Впрочем, её глаза улыбались в ответ, да так ярко, что, казалось, могли ослепить.

— Шаакси… — я скучал по тому, как она произносит моё имя. Сейчас она каким-то образом ухитрилась сочетать в себе всё из предыдущих воплощений — и лёгкий вызов, и едва заметную иронию, и тепло, и серьёзность, и… Не важно. — Я разберусь тут. Мы с моим дорогим другом Варифиэлем задолжали друг другу объяснения, и я полагаю, нам имеет смысл закрыть этот вопрос прямо сейчас. Тебе следует пока разобраться с другими делами.

От таких жизненных поворотов у меня из головы тут же вылетели всякие сентиментальные глупости. Я даже подскочил.

— Ты же не думаешь всерьёз, что я оставлю тебя с этим психопатом. Потому что если да, то ты там что-то не то вспомнила.

Её это не смутило.

— Я — боевой ангел, это внутреннее дело Небес и я точно знаю, что делаю. Так что не волнуйся обо мне.

Я едва не застонал.

Ну серьёзно? Опять?!

— Точно знаешь, что делаешь? Не смеши. Сколько я тебя помню, ты всегда, с самой первой нашей встречи, умирала или за какие-то высокие идеи, или из-за меня. И, веришь или нет, но в этой жизни такой итог меня совершенно не устраивает! Мы умираем навсегда, забыла? И в этот раз я не позволю тебе пафосно самоубиться о ближайшую угрозу!

Она странно улыбнулась, как будто слова про “умираем в последний раз” казались ей лучшей шуткой на свете.

— Мой гений воздуха, — как же я был рад снова слышать это обращение; если бы ещё при других обстоятельствах! — ты помнишь наш разговор о добре и зле, который состоялся, по всем правилам этого века, на кухне?

Ха.

Ну да, надо было догадываться, что, когда память к ней вернётся, она мне это припомнит.

— Ну да, да, я был пафосен и банален, но ты тоже, знаешь ли…

— Непераваемо пафосен и чрезвычайно банален, — усмехнулась она, с нежностью глядя на меня. — Особенно в той части, что касается морских глистов. Но смею предположить, что я была ужасней. Да и сказал ты тогда одну важную вещь, которую я хочу теперь вернуть тебе: каждый спасает сам себя. Ты ведь понимаешь, что меня это тоже касается?.. Я знаю, что я делаю, Шаакси. Я знаю, как уничтожить Варифиэля. И… я обещаю, что вернусь к тебе. На этот раз я не собираюсь, выражаясь твоими словами, пафосно самоубиваться. Я просто хочу закрыть старые и сложные счёты, которые только между мной и Железным Ангелом. Ты же, с другой стороны, должен прямо сейчас пойти и позаботиться о Кольце. Насколько мне объяснили, этого не может сделать никто, кроме тебя. И, учитывая природу Кольца, лучше поторопиться.

— Насколько тебе объяснили, — прищурился я.

— Верно, — она ответила спокойным непроницаемым взглядом.

А я уже и забыл, как хорошо в позапрошлой жизни она играла в азартные игры. И каким самоконтролем отличалась в прошлой. И…

А ведь она больше не ребёнок, и не человек тоже. Теперь возраст её души равен памяти, а значит, мы практически ровесники.

И она права: если она сама себя не спасёт, то этого не сделает никто.

Она права: я должен доверять ей, потому что теперь мы на самом деле равны.

Я ухмыльнулся.

— Что же, душа моя, — сказал я ей, — развлекайся тут. Мне надо сходить и как-то решить вопрос со своим коллегой и одной дурацкой ювелиркой… Но учти, что мы с Гектором ждём тебя к ужину.

— О. В моей старой квартире напротив часов?

— Эй, это моя квартира!

— Ну-ну… Иди, Шаакси. Я буду к ужину.

Я покосился на старину Вафа, который как раз очухался и двигался в нашу сторону…

И ушёл.

“Тебе лучше быть к ужину, — подумал я, шагая в отражения. — Потому что, если нет, то я тебя достану даже там, куда уходят нам подобные. Пойду за тобой — и узнаем, что там нам готовит это так называемое навсегда.”

*