Шрифт:
Закладка:
Документы были подделаны, как видно из предыдущего, грубо (полк. Бредов, например, с июля месяца находился в г. Свищове и не мог 24 августа подписывать бумаги в Тырнове); но подписи были сфабрикованы так хорошо, что наш военный представитель, генерал Ронжин, не зная о содержании документа, склонен был признать их за подлинные.
Фотографические снимки с этих документов тотчас появились в печати. Произошло невиданное еще возмущение против Русской армии. При самом деятельном участии большевистского агента, исключенного по суду бывшего капитана Щеглова, производились по всей Болгарии обыски и аресты. Все старшие начальники были арестованы и препровождены в Софию, где провокатор Щеглов позволил себе предложить генералу Витковскому отдать по корпусу приказ о признании Советов и переходе к ним на службу[56]. При участии помощника градоначальника Трифонова, для возбуждения общественного мнения, во двор Русского Посольства было подброшено «найденное» затем оружие.
Главное Командование настаивало перед болгарским правительством о производстве расследования и назначении суда над всеми якобы скомпрометированными генералами, в уверенности, что таким путем удастся доказать подложность документов.
Как тогда, когда французы пытались уничтожить Русскую армию в Галлиполи и на Лемносе, так и теперь пронеслась могучая волна протеста против «болгарских зверств», как окрестило эту полосу гонений русское офицерство[57]. В резком письме на имя министра-председателя Стамболийского, подписанном рядом русским организаций Парижа, выражался «категорический протест против возмутительных действий болгарского правительства в отношении расселенных по его же приглашению в Болгарии сынов русского народа, который своею кровью добыл свободу болгарскому народу». «Мы обращаем Ваше внимание, – говорилось в письме, – что коммунисты, толкающие Вас на эти преступные по отношению к русским действия, не вечны в России; близок их конец и тогда освобожденная Россия потребует Вас к ответу, на который Вам уже не придется отмалчиваться»[58]. Российский посланник в Софии А. М. Петряев в полном согласии с французским посланником г. Пико, принявшем самое ближайшее участие во всем этом деле, оказал большое давление на Министерство Иностранных Дел. Дипломатический корпус категорически заявил, что ни о какой «высылке в советскую Россию», как угрожали болгары, не может быть и речи.
Правительство должно было умерить свою коммунистическую услужливость. Однако вместо назначения гласного суда правительство выслало всех начальствующих лиц и большое число русских офицеров из пределов Болгарии.
Высланные нашли себе приют в Сербии.
* * *
Насилие, учиненное болгарским правительством над Русской армией, не погубило все же военной организации.
Были сняты погоны – эта внешняя эмблема, – но под беженским платьем еще сильнее забилось сердце и еще острее почувствовалась необходимость – моральная и практическая – держаться вместе, сохранять свою спайку и свой воинский дух. На место высланных начальников, в тот же миг встали новые, их заместители, чисто автоматически, согласно воинскому уставу. Все знали, что если и они будут высланы, – их место автоматически займется следующими. Организация оставалась прежней; произошло только своеобразное «омоложение» командного состава.
Весь этот командный состав глубоко законспирировался. Корреспонденция направлялась по частным адресам, в форме личных писем, приказания передавались часто в виде условного кода, – но организация жила и выполняла свою ответственную задачу данного момента – устроить на работах тысячи людей, брошенных судьбою в самую мрачную обстановку.
Кроме нестерпимого политического положения, перед всеми частями была чисто материальная угроза. Остаток депонированного фонда в 11 000 000 левов был болгарами арестован; большое количество принадлежащего армии имущества было конфисковано; многие предприятия боялись брать на работу русских, из опасения всяких осложнений. Ко всему этому – надвигалась зима.
Однако и в этих условиях воинская спайка не распалась. В распоряжении начальников частей оставался так называемый «запасный паек», дававший возможность нетрудоспособным и больным кое-как перебиваться. Зарекомендовавшие себя прекрасными работниками, русские, несмотря ни на что, получали работу.
Политическая обстановка тоже несколько рассеялась. На Лозаннской конференции Стамболийскому дали понять, что игра болгарского правительства с коммунистами не встречает сочувствия. Попытки представителя большевистского Красного Креста смущать наши части возвращением на родину окончательно провалились.
Наступал 1923 г.
* * *
В этот год «дружбашское правительство» понесло наказание за свои многочисленные преступления.
Действующий в полной конспирации «Народный Сговор» – блок буржуазных политических партий – в ночь с 8 на 9 июня арестовал все правительство. Болгарская армия оказалась на стороне восставших.
Стамболийский и ряд видных земледельческих деятелей были убиты.
Единственный из остававшихся в Болгарии высших чинов Русской армии, генерал Ронжин, по приказанию Главнокомандующего, подал 25 июня 1923 г. новому Военному Министру Царства Болгарского докладную записку о положении русских частей. Изложив историю принятия Русской армии Болгарией и нарисовав всю картину гонений, ген. Ронжин писал:
«Приветствуя в Вашем лице, господин Министр, и в лице членов нынешнего Совета Министров Болгарии новую власть, являющуюся символом законности и порядка, я имею честь покорнейше просить:
1) Реабилитировать всех чинов Русской армии в форме особой декларации от имени правительства о том, что чины этой армии всегда были лояльны по отношению к болгарской власти, никогда не вмешивались во внутренние дела Болгарии и ни в каком заговоре в ниспровержении бывшего земледельческого правительства с блоком не участвовали.
2) Разрешить вернуться всем высланным из Болгарии, как невинно пострадавшим; список их при сем прилагается