– Вот так, значит… – Онгуз прислушался. Со стороны княжьих хором гулко залаяли псы.

– Ты как частокол-то прошел, Микуле?

– А там наши все. Чай, меня-то каждая собака знает.

– Вот это-то и нехорошо, – прошептал Онгуз и, улучив момент, всадил приятелю нож в сердце.

Тихо охнув, тот повалился в сугроб. Оглянувшись по сторонам, Онгуз расстегнул на себе полушубок и, сняв с груди куриную лапу, надел ее на шею остывающему Микулу.

Не на шутку взволнованный, вошел в княжьи хоромы Конхобар Ирландец.

– Плохо дело, ярл. – Выслушав все, он почесал левое ухо. – Знаешь, я бы на твоем месте отдал приказ немедленно отыскать этого парня.

– Уже отдал, – кивнул ярл.

– Не надо никого искать, – подойдя к столу, усмехнулась Алуша. – Я хорошо его знаю, это Микул, наш челядин. Неплохой парень.

– Что значит – «неплохой»? – Ярл вдруг осекся. – Ты понимаешь наш язык?

Девушка обиженно поджала губы:

– Не такая уж я глупая. И не забывайте, кем был мой муж Рюрик.

– Нет, ты не глупая, – посмотрел на нее Ирландец. – Это мы с ярлом глупцы. Ты знаешь, где живет этот Микул?

– Да.

– И можешь сейчас показать?

Алуша кивнула и накинула на худенькие плечи плащ с капюшоном. Все трое вышли на улицу, ярл махнул уже ожидающим у крыльца воинам. Через предупредительно распахнутые стражем ворота процессия вслед за скрывавшейся под плащом девчонкой направилась к курным избенкам слуг, во множестве жавшихся почти к самому частоколу. Перед одной из изб Алуша замедлила шаг и обернулась:

– Кажется, здесь… Я как-то отдала Микулу остатки пира, заметила – он унес их сюда…

Хельги усмехнулся. Эх, Микул, Микул, не вовремя сунулся ты со своими дровишками. Впрочем, чего зря метать икру? Что такое случилось-то? Ну, узнал – узнал, узнал! – парень Алушу, придется теперь посидеть ему под замком седмицу-другую. Поговорить с ним придется, поугрожать, предупредить, чтоб не болтал. Уляжется все, потом, пожалуйста, – пусть болтает, кто ж ему поверит? Хельги скосил глаза на Ирландца и хмыкнул. Не сомневался – уж тот-то разрешил бы эту проблему весьма кардинально, и бедным в таком случае оказался бы несчастный слуга. Наверное, Конхобар был бы по-своему прав – нет человека, нет и проблемы. Дикие, суровые времена… Ярл обернулся к воинам:

– Ну что? Входим.

Он первым вошел в избу – из темноты пахнуло навозом, видно, за перегородкой зимой держали скотину. Хельги велел принести факелы, и вскоре по закопченным стенам заплясали оранжевые отблески пламени. Убранство нехитрое – стол, лавка, широкий сундук-ложе, небольшая печка в углу, из-за перегородки выглядывает коровья морда. Не так уж и плохо живется челяди – ишь, скот держат. Корова вон, поросенок, утки…

Кто-то из дружинников по знаку ярла шевельнул спящую на сундуке женщину.

– Вставай, мать! Да проснись же! – Наклонившись ближе, воин перевернул спящую на спину… и отпрянул. Морщинистое старушечье лицо с судорожно открытым в последнем выдохе ртом представляло собой ужасный оскал смерти.

– Да она ж мертвая, – разочарованно констатировал воин. – Умерла бабка.

– Если не убита, – шепнул на ухо ярлу Ирландец.

– Быстро позвать лекаря! – приказал Хельги.

– Боюсь, вряд ли они его отыщут, – покачал головой Конхобар.

– А где ж он? – Ярл бросил на него быстрый взгляд.

– Там же, где сейчас и Рюрик, и его слуги, – несколько сконфуженно отозвался Ирландец. – Ты же сам просил им заняться.

– Ах, ну да, ну да… – Хельги вздохнул. Не хотелось обижать верного помощника, а то высказал бы ему все, что сейчас думал. Впрочем, Ирландец вряд ли понял бы причину его недовольства, как не поняли бы его ни стоящие рядом воины, ни эта стриженая девчонка, Алуша… Да и сам-то ярл себя бы не понял, если б не Тот, кто…

– Быстро обыскать округу. – Хельги потянул за рукав деву. – У этого слуги были приятели?

– Кто ж его знает? – пожала та плечами. – Наверное, были.

Дружинники уже растягивались цепью…

Труп отыскали быстро, хоть и был он тщательно закидан снегом.

– Да, это Микул, – опознала слугу Алуша. – Несчастный…

После того как в сугробе отыскали тело, Хельги-ярл переговорил с Ирландцем. Оба пришли к одинаковому выводу – раскрутить действия с Алушей и ее дедом Всетиславом следовало как можно раньше. Хоть и запретили выпускать из ворот слуг, однако ж такая ситуация не могла продержаться долго – и хлебопекам нужно было начинать выпечку, были свои дела и у рыбаков, и у охотников. Следовало признать – вражеского шпиона они просмотрели, как это ни казалось обидным, а проверить всех жителей крепости не хватило б пока ни сил, ни людей. Поэтому оставалось одно – поторапливаться, некогда было особо рассуждать, и ярл приказал седлать лошадей. Шпиона следовало опередить во что бы то ни стало.

Еще не рассвело, как дружина ладожского ярла, стараясь не очень греметь кольчугами и оружьем, спустилась с холма на лед Волхова и на рысях понеслась к Новгороду.

– И к чему такая спешка? – недоумевал поднятый с постели воевода. Правда, особенно-то и не ругался – Хельги-ярл сразу же угостил его изрядной порцией браги и по приезде в город обещал еще, к тому же и подначивал:

– Только ты прямо с утра, как приедем, выбери самую лучшую корчму, благородный Хаснульф, такую, где тебя больше всего уважают.

– Да меня во всех уважают! – довольно хорохорился в седле Хаснульф. – Попробовали бы не уважать.

– Это счастье – иметь такого уважаемого друга! – подъезжая к городским воротам, польстил Хельги и попросил: – Ну-ка, покличь кого-нибудь из этих бездельников, именующих себя городской стражей.

«Бездельники», узнав воеводу, без лишних разговоров отворили ворота.

– Едем? – подкрутив усы, ухмыльнулся Хаснульф. – Не знаю, что у тебя за дела, ярл, но корчму я выберу знатную!

– Надеюсь, с хорошим пивом!

– О, тебе понравится, не сомневайся. – Воевода громко захохотал, его объемистое чрево заколыхалось, словно подернутое волнами море.

– Слава воеводе Хаснульфу! – въезжая в город, громко воскликнул Хельги, и польщенный воевода, разгладив бороду, приосанился в седле.

Ярл обернулся:

– Я не зря позвал тебя, друг мой, свет твоей благородной славы падает на меня сияющим нимбом… Я давно хотел подарить тебе сочиненную мною вису, ее можно читать лишь на рассвете.

– Так уже рассветает! – радостно оживился Хаснульф, гордо оглядывая дружину. Вис ему раньше никто не дарил, и никакой скальд не прославлял его славные подвиги, кроме как вот теперь – молодой ладожский ярл, коего, что греха таить, еще не так давно воевода считал самонадеянным гордецом. И вот этот гордец на поверку оказался весьма почтительным и, право, куда больше других достойным носить титул князя северных славянских земель.

– Читай же свою