его Розенберг или нет, но опасался, что без помощи министерства нельзя будет обеспечить правильного обращения с детьми. И на этом Розенберг сдался, но 23 июня, как потоп, на немцев обрушилось советское летнее наступление. Штаб группы армий «Центр» был вынужден бросить все силы на борьбу с ним. Тем не менее 11 июля Розенберг проинформировал Заукеля через Альфреда Майера, что по-прежнему в компетенции специальной группы по трудовой повинности, ранее находившейся в Минске, остается вопрос «сопровождения в рейх молодежи в возрасте от десяти до четырнадцати лет».

Бергер сам отправился в зону боевых действий группы армий «Центр» в специальном поезде Гиммлера Goetenland, из которого он в тот же день телеграфировал Брайтигаму о том, что спецгруппа Никеля должна продолжать свою деятельность. Спецгруппа с ее мальчиками была эвакуирована из Минска вовремя и сейчас находилась в районе Белостока. Белосток вскоре пал (27 июля. — Ред.), и детей отправили в Германию. 20 июля Розенберг написал Ламмерсу, что дети в возрасте от десяти до четырнадцати лет обучаются ремеслу для работы на Германию. Министерство сотрудничало с Заукелем в рамках хорошо известной «белорусской молодежной службы».

Розенберг дал две ясные причины для принятия плана, опасности которого для себя самого он отчетливо предвидел. В Нюрнберге он заявил, что боялся, что предложения 9-й армии без его сотрудничества будут осуществляться негуманно. Но в своих мемуарах, написанных в камере смертника, Розенберг объяснял, что сделал это, чтобы оказать услугу своему старому другу фельдмаршалу фон Клюге. Фактически в июне 1944 г. фон Клюге уже не командовал группой армий «Центр», но до своего назначения на должность главнокомандующего войсками на Западе 4 июля 1944 г. он часто бывал в Берхтесгадене на ежедневных штабных совещаниях, где неофициально давал советы Гитлеру. Возложение вины на Клюге во время суда над Розенбергом давало дополнительное преимущество, поскольку Клюге уже был мертв.

Во всяком случае, Розенберг утверждал, что чувствовал себя удовлетворенным тем, что дети там прекрасно себя чувствовали. Он побывал в детском лагере в Дессау, где находилось 4500 детей. Белорусские женщины из персонала лагеря благодарили его со слезами на глазах за проявленную им заботу. Что касается Заукеля, то тот был более осмотрителен. Он просто заявлял, что не видел никакой корреспонденции либо ничего об этом не знал.

В ноябре 1944 г. произошел курьезный фарс с отправкой представителей восточных рабочих в Прагу для участия во власовском «национальном комитете освобождения» под видом депутатов от рабочих, а на деле — гестаповских агентов, отобранных гестапо в трудовых лагерях. В Берлине состоялся гигантский митинг восточных рабочих, которые слушали слова «освободителя» в Europahaus возле железнодорожного вокзала Анхальтер. Все эти вещи были лишь тонкой маскировкой факта, что статус «остарбайтера» изменился только на бумаге. Те, кому не посчастливилось жить на фермах, по-прежнему возвращались с работы в мрачные, лишенные удобств лагеря, где дисциплина все еще поддерживалась с помощью угрозы отсылки в концентрационные лагеря с их битьем, карцером и лишением пищи, в лагеря, откуда было мало шансов выйти.

Недовольство восточных рабочих было очевидно, и в обстановке краха на полях сражений это наполняло Германию страхом. Цифры были просто пугающими. Помимо поляков с начала войны было завербовано около 2800 тыс. восточных рабочих из оккупированных территорий Советского Союза. В октябре 1944 г. в Германии их было два с четвертью миллиона и почти два миллиона — в конце войны. Говорят, сам Гитлер был под таким впечатлением от мысли о «восстании рабов» (восточных рабочих), что в конце 1942 г. позволил себя уговорить Канарису и издал секретные приказы, известные под названием «Валькирия». Эти приказы, применения которых требовали мятежные генералы для своего государственного переворота 20 июля 1944 г. с целью свержения Гитлера, были предназначены для совершенно иной ситуации.

После провала заговора Гиммлер в своей речи в Познани отметил, что мятежники открыли бы ворота концентрационных лагерей, выпустив на свободу 450 тыс. иностранцев. «Это означало бы, что полмиллиона самых злобных политических и криминальных элементов, политических врагов рейха и преступных врагов всякого человеческого и социального порядка распространились бы по всей Германии». Естественно, страх, который порождали приказы «Валькирии», не уменьшился. 21 января 1945 г., когда прозвучала ложная тревога, что русские танки переправились через Одер (передовые отряды 1-й и 2-й гвардейских танковых армий, а также 5-й ударной и 8-й гвардейской армий с ходу форсировали Одер и овладели двумя небольшими плацдармами на левом берегу в районе Кюстрина 31 января — 3 февраля 1945 г. — Ред.), Геббельс приказал подать сигнал «Гнейзенау». По получении этого приказа берлинские отряды местной обороны должны были собраться и быть готовыми к возможному восстанию «остарбайтеров». В последние недели войны немецкие домовладельцы в малонаселенных местах или в небольших селениях жили в постоянном страхе из-за налетов бродячих банд восточных рабочих, которые уже начали пользоваться хаосом и жить, используя награбленное.

Когда восточные рабочие со своими давними обидами объединили силы с советскими захватчиками (на совести автора. — Ред.), месть приняла формы, которые, хотя и страшные, и отталкивающие, вполне естественно было ожидать. И тем не менее многие, в большинстве своем на фермах, оставались верными своим нанимателям (просто в обстановке хаоса проще было переждать. — Ред.). Большое количество людей пытались скрыть свою личность, чтобы избежать репатриации. Другие, пользуясь специальной шкалой рационов, которые установили для них оккупационные власти, похоже, совсем не торопились покинуть эту неволю. В случае украинцев там существовало нечто вроде национальной диаспоры. Более 120 тыс. зарегистрировались в западной зоне оккупации в качестве перемещенных лиц на том основании, что они родились в Польше или где-либо еще и не являются советскими гражданами. Господин Георг Фишер, видимо, прав, считая, что большинство из них были советскими гражданами, подлежащими репатриации.

Перемещенные лица (DP) перестали быть жертвами и героями, когда стали обузой для оккупационных властей. Уже во время вступления в Германию в апреле британская военная команда правительства Британии открыла огонь по русским грабителям в Оснабрюке. Прошло много месяцев, пока было покончено с грабежами, а еще больше — пока немцы расстались с привычками, которые они обрели в обращении с «недочеловеками». Еще в конце июня 1945 г. бывший немецкий полковник был казнен британцами в Киле за то, что застрелил русского остарбайтера, который украл у него часы. В целом воспоминания солдат-союзников, когда-то служивших в оккупированной Германии, говорят не в пользу бывших «рабов-рабочих». Жаль, если это стало вердиктом истории. Во всяком случае, мы знаем, что лежит за ликованием 1945 г.

Часть вторая

Политический крестовый поход

Глава 9

Кавказская авантюра и национальные легионы