— Вид? Я не делаю никакой вид! Поверьте, я и вправду… — Сомов был настолько ошарашен услышанным, что с трудом мог сосредоточиться, — …ничего об этом…

Штохов смотрел на него с презрительным недоверием, явно сомневаясь, стоит ли продолжать этот разговор. И Сомов не мог винить его за это. Меньше всего на месте Николая он бы доверял такому, как он.

— «Светлые» похищают людей и делают их своими рабами. Чаще всего они инсценируют смерть, чтобы пропавших не искали. Своих рабов они называют крепсами. Крепостными слугами. Скажете, что вы впервые слышите об этом?

— Клянусь вам, да!

— Хорошо, что вы не сказали «клянусь честью», — невесело усмехнулся Николай.

— Допустим, это правда. Но как… Как об этом узнали вы?

— Мне поведал об этом сударь Жабинский, — после некоторой паузы ответил Николай. — Перед тем, как я пробил ему голову. — Конец трости взметнулся и замер в нескольких сантиметрах ото лба Сомова.

— Расскажите мне.

Обшарпанная клюка опустилась.

— Я расскажу вам всё, что мне известно. А вы сами решайте, что делать дальше. Держите свой пистолет…

* * *

То, что в последующие полтора часа Сомов услышал от Николая Штохова, привело его в отчаянье, опустошило, словно из него выкачали всё светлое, что было в душе, оставив только тёмную мрачную холодную пустоту.

Потеряв дом, работу, сына и жену, Николай, по его словам, тоже умер. Человекоподобная оболочка, не чувствующая ничего ни внутри, ни снаружи — вот кем он стал. Он устроился разнорабочим при сельской церкви, где проводил большую часть времени, ухаживая за территорией храма и прилегающим к церкви сельским кладбищем, где и похоронили Екатерину Штохову. Свой новый опустевший дом он ненавидел. Хотя ненависть — это не то чувство, которое он испытывал находясь там. Он задыхался в этом доме, коченел от окружавшего его безмолвия безвозвратной утраты. А ненависть, настоящая, жгучая, неконтролируемая ненависть, наполнившая его существование новым смыслом, пришла позже. И дом на Церковной улице тут был вовсе ни при чём.

Он хотел похоронить сына рядом с женой, чтобы они покоились вместе, а он мог их навещать. Но Костика похоронили на сельском кладбище Уксиярви, а в разрешении на перезахоронение Николаю отказали. И тогда он решился сделать это самостоятельно, втайне. Он отыскал могилу сына и в одну из ночей разрыл её и вскрыл гроб.

— Гроб оказался пуст. И с этого момента всё изменилось…

За разъяснениями он отправился к Алевтине Кийко, директору школы-интерната. Но прежде он снял свой браслет и прихватил с собой клюку с секретом, принадлежащую когда-то его прадеду.

— Как вы избавились от браслета?

— Выбил сустав большого пальца. Так можно снять, если разница между шириной запястья и основанием ладони не слишком велика. Больше я его никогда не надевал. Складывал пополам и подвязывал к руке, чтобы казалось, что всё в порядке…

Алевтина Кийко вела себя высокомерно. Она была уверена, что Николай не посмеет причинить ей вред, ведь его быстро найдут по сигналу браслета. Ей даже не пришло в голову, что ему уже совершенно безразлична собственная судьба. Она насмехалась над его горем, требовала, чтобы он не лез не в своё дело, угрожала. И тогда Николай продемонстрировал ей своё голое запястье.

— Она пришла в ужас. Удивительно, но именно страх сделал её похожей на человека. Всё наносное слетело с неё, как пепел. И тогда она заговорила…

Сударыня Кийко рассказала гораздо больше, чем Николай готов был услышать. Не только о том, что Костик не умирал от менингита и его смерть — это фикция, чтобы документально вывести мальчика из-под контроля ГЛОСИМ. Она рассказала и обо всём остальном. О тысячах подобных случаев по всей стране. Рассказала о тайной организации «светлых», называемой «Кокон», которая занимается тем, что прячет от Системы людей, в основном «белых», но, бывает, что и «синих», и даже «красных». И люди эти становятся рабами «светлых». Рассказала она и про чиновников и простых граждан, завербованных «Коконом». Про высокопоставленных сотрудников МГБ, которые прикрывают деятельность организации.

— Она рассказала всё. Костика передали сударю Жабинскому, который как член «Кокона» и начальник Сектора опеки и попечительства отвечал в Волховском уезде за торговлю малолетними детьми. А господин свет Мулячко был его куратором и получал долю от каждого проданного ребёнка. И такие Жабинские у него в каждом уезде губернии и за её пределами.

Сам сударь Жабинский перед смертью признался, что Костика он передал, а точнее, продал по спецзаказу в один из закрытых медицинских центров для «светлых».

— Он долго не хотел ничего рассказывать. Даже смерть не пугала его. Но я врач. Состав вашего знаменитого «Говоруна» для меня не является секретом. Более того, я усовершенствовал его — обнаружить препарат в крови и тканях человека почти невозможно. Он заговорил. Рассказал всё. Костя был уже мёртв к этому времени. Мёртв по-настоящему.

— Что значит «по спецзаказу»?

— Детей крадут и продают для сексуальных утех или в трудовое рабство, в услужение. И не только детей. Имея доступ к медкартам любого жителя страны, наши светлые господа, при возникшей необходимости, так находят доноров органов для себя и своих близких. Костика вытащили из детприёмника как раз по одному из таких срочных заказов на органы. Они забрали его сердце. Знаете, кому досталось сердце моего сына?

— …

— Внучке вашего министра.

Сомов вспомнил, как в управлении обсуждали чудесное спасение умирающей Алисы свет Чадановой. Смертельно больная девочка ко всеобщему счастью пошла на поправку. Это был праздник! Все в Управлении поздравляли друг друга. Как оказалось, поздравляли с убийством.

— Он знает? Наш министр. Знает о «Коконе»?

— Не будьте идиотом. Разумеется, знает. Скажу больше, монарх-президент знает о нём. Почти все «светлые» знают. Понимаете меня? И в вашем ведомстве тоже. По крайней мере, высшее руководство. Может быть не все, но многие. Я не назову вам фамилий, я их не знаю. Но это правда. И всё это происходит уже давно, постепенно набирая обороты. Уже почти у всех «светлых» есть крепсы. И сейчас активно готовится почва для того, чтобы узаконить рабство.

— Это только ваши слова…

— Не мои… В доме, где я живу, есть комната с прохудившимися полами. В дыре под половой доской пакет. В пакете диктофон. Если хотите знать правду, прослушайте записи, там не только признание Кийко, но и Жабинского, и Хомяковой. Послушайте сами — много интересного узнаете. Там же найдёте и ампулы «говоруна» моего производства. Если я в вас не ошибся, они вам пригодятся. А если ошибся… Делайте то, что считаете нужным.

* * *

Город тёк сквозь вечерние сумерки. На чистом ночном небе едва угадывались бледные точечки звёзд. Но совсем скоро ночи станут темнее, а звёзды намного ярче. На остывающие улицы Петербурга выкатывался август.