class="p1">– Да не могу я вам рассказать, – задержанный сложил в мольбе руки на груди. – Поймите, если я расскажу, что делал в парке, то пострадают и другие люди! Женщины!

Гуров сурово сказал:

– Вы нарушили предписание следователя. Домашний арест будет заменен на нахождение в СИЗО, сотрудник полиции вас застал на месте преступления, когда вы пытались проглотить улики. Тридцать секунд на раздумья, или отвозим вас прямиком в СИЗО, там проведут тщательный личный осмотр. Сталкивались с таким? Человек раздевается догола, а помимо внешнего осмотра вас ждет еще и осмотр внутренних органов. Специальный сотрудник проверит все отверстия вашего тела, а потом, если он ничего не найдет, то вас отправят в тюремную больницу на промывание желудка и кишечника, а попросту поставят клизму. Довольно унизительная процедура, если учесть, что при этом все время рядом с вами будет находиться сотрудник полиции. Ведь мы должны достать из вашего желудка вещественные доказательства.

Завьялов застыл в испуганном изумлении, даже через грязь было видно, как побледнело его лицо; в животе заурчало, и он сжался от приступа боли в желудке.

Крячко нервно оглянулся, проводить химчистку салона автомобиля ему совсем не хотелось.

– Так, повезли его в дежурную больницу, пока не поздно. Вызывай дежурную опергруппу в парк, пускай осмотрят, чего он там собирался уничтожить.

Завьялов побледнел еще больше.

– Только пообещайте мне, что об этом никто не узнает, – заявил он. Требования задержанного разозлили Стаса, уставшего за длинную ночь.

– Послушай, Олег! Я доступным языком сейчас объясню: в музее пропала коллекция в ночь твоего дежурства. Твои рассказы о голосах, человеке-невидимке, укравшем альбом с монетами, твои попытки прикрыться якобы болезнью всего лишь попытка закосить под дурачка. По факту ты последний держал монеты в руках, врач не считает тебя сумасшедшим, а сегодня мы поймали тебя в парке музея, когда ты доставал что-то из тайничка и пытался проглотить.

Ты в одном шаге от тюремного срока, длинного тюремного срока. И он начнется прямо сейчас, если ты не перестанешь нести чушь про тайны! Понятно?

Завьялов трясущимися руками вытер пот со лба рукавом куртки и затряс головой:

– Не надо в тюрьму, умоляю! Я все расскажу, все. Только давайте уедем отсюда. Она же скоро должна прийти, и, если увидит меня здесь, будет плохо.

– Что ты достал из тайника? – рявкнул Стас.

– Записки со стихами, – мужчина вытащил из кармана куртки измятые клочки бумаги.

Оперативники уставились на кучку на ладони Завьялова.

– Это что?

– Умоляю, давайте отъедем хотя бы на соседнюю улицу. Я не хочу, чтобы меня видел кто-либо из сотрудников музея, – принялся ныть мужчина. – Я все объясню, клянусь!

Стас вопросительно взглянул на Гурова, и тот еле заметно кивнул – поехали.

После того как они удалились от музея метров на триста, Завьялов облегченно вздохнул и вытянул руку, в которой находилась кучка бумаги.

– Понимаете, это честь женщины, вот здесь, в моей руке. К моему ужасу, честь женщины, сердце моей жены и сердце моего друга.

– Меньше патетики, что делал в парке? – Крячко по-прежнему был злой и уставший из-за бессонной ночи, а еще этот клоун что-то про стихи говорит.

– Здесь мои послания и подарок для одной прекрасной феи, богини. Она моя коллега и, к моему ужасу, жена моего старого друга. Так вышло, судьба иногда бывает слепа и невероятно жестока.

– Вы встречались с Марьяной Симоновой, – осенило вдруг Гурова.

В ответ полноватый мужчина покраснел и смущенно просипел:

– Да, вот посвященные ей стихи. Я сам сочинил.

– Не надо стихов! Что вы делали в парке? – настаивал Крячко.

Завьялов испуганно дернулся и торопливо принялся объяснять:

– На Новый год, так вышло, это было случайностью. Вернее, не случайно, я давно влюблен в Марьяну, с первого дня, как увидел ее. Лидия, конечно, прекрасная жена и мать, но она обычная женщина, страсть к ней исчезла. А Марьяна – богиня! Когда я увидел ее впервые, то понял, что пропал. Разумеется, ничего не позволял себе лишнего, ведь она молодая женщина, моя коллега, жена моего друга. Я сдерживал свои чувства как мог, но на корпоративе перед Новым годом все и произошло, она сама меня… ну вы понимаете. Это было как волшебство, как новогодняя сказка. Хотя, конечно, меня жутко мучило раскаяние. В общем, на этой почве снова случился срыв, – внутри у Завьялова громко заурчало, и он смущенно кашлянул. – После того что между нами произошло, моя любовь стала еще ярче, теперь я вожделел Марьяну Андреевну. Я ведь знал теперь вкус ее губ и сладость ее тела. Я стал писал ей стихи, подарил на Новый год браслет, но она смутилась, отказалась его принимать. Моя страсть пылала внутри, мне приходилось писать ей письма, послания, стихи и прятать в тайнике, который я сделал в дереве. Ведь на работе, дома, кругом была опасность, что эти послания найдут и столько жизней будет разрушено – моя, Лиды, семейная жизнь Владимира и Марьяны. Да, Владимир Ильич мой руководитель, я бы даже назвал его своим другом, но противостоять своим чувствам я не смог. Вы ведь видели эту женщину? Любой мужчина будет покорен ею!

Я боялся, что полиция найдет мой тайник и моя страсть, моя любовь к ней, наш адюльтер станут известными, такое допустить было нельзя, поэтому пришлось приехать сюда за записями и браслетом.

– И вы боялись, что Марьяна увидит вас возле музея? – уточнил Гуров, а сам пошевелил пальцем ворох бумажек. На мятых испачканных клочках бумаги было невозможно что-либо прочесть, следы ручки размылись от земляной сырости и потных ладоней Завьялова. Так что действительно ли здесь любовные послания Олега к Марьяне, сказать наверняка было сложно.

– Конечно! Даже если кто-то из сотрудников заметил бы меня, сразу возникли бы лишние вопросы. Тем более я под домашним арестом, вы не представляете, как трудно было улизнуть из дома, чтобы не заметила жена или сын, – от этой мысли Олег подскочил как ужаленный. – Лидия наверняка проснулась и обнаружила, что меня нет дома. Разрешите позвонить ей, сообщить, что со мной все в порядке. Я скажу, что у меня очередной приступ, что я не в себе.

Лев Иванович протянул телефон, а сам подумал: как же ловко Завьялов манипулирует своей болезнью. Решил соврать жене, будто у него новый приступ, вот так и его рассказ о ночи в музее не более чем ловкая ложь. Ветер бросил мелкий камешек в окно, сквозняк на чердаке мог громыхать рамой портрета, а сам Завьялов подменил монеты в коллекции, но по каким-то причинам не смог этого скрыть. Вот он и придумал фантастическую историю о ловком и хитроумном