А государство Израиль воспринимается не только как общность определенного числа живущих в нем евреев: его коллективное существование имеет ценностное и нормативное значение.

Таким образом, государство Израиль — это выражение единства еврейского народа. В качестве такового оно заменило традиционные религиозно-общинные рамки, объединявшие в прошлом еврейство в его коллективном существовании. Ныне, в результате процессов модернизации и секуляризации, оно (государство) превратилось в нормативное выражение, необходимое для сохранения коллективного бытия еврейского народа[51].

Превращение государства Израиль — как выражения сионистского движения в коллектив, выражающий общность всего еврейского народа, явилось далеко идущей революцией. Ведь сионизм был вначале движением меньшинства, и вплоть до 40-х годов это движение ни в коем случае нельзя было назвать центральным течением еврейской истории. Ортодоксальные и реформистские раввины, ассимилированные буржуа и революционеры-социалисты, бундовцы и евреи-коммунисты — все они видели в сионизме побочное явление еврейской жизни, и он действительно являлся таковым в начале пути как с точки зрения своего нормативного положения, так и количественно.

Но сегодня все обстоит иначе. Вопрос не в том, являются ли евреи, поддерживающие Израиль в других странах мира, сионистами: в значительной мере это лишь спор о семантике слова. Ясно, что в первоначально принятом смысле этого понятия они не являются таковыми, и доказательство в том, что они не переселяются в Израиль. Однако в Израиле и в своей солидарности с ним, более чем в любом ином факторе, они видят центральный ценностный элемент своего самоопределения как евреев. Таким образом, государство Израиль — это центральный пункт самоопределения не только для евреев, живущих в нем: оно более всякого другого фактора определяет бытие евреев, проживающих в диаспоре. Для евреев Соединенных Штатов, например, превратить Израиль в то, чем является Италия или Ирландия для потомков итальянских или ирландских иммигрантов, — это революция, которую трудно постичь, особенно если мы вспомним, что степень причастности евреев США к поддержке Израиля гораздо выше, чем причастность американцев итальянского или ирландского происхождения к связи с родиной их предков. Если еще в 1930-е годы большинство еврейских институтов и организаций в мире были далеки от солидарности с делом сионизма в Эрец-Исраэль, то сегодня лишь самые незначительные и небольшие группы, считающие себя еврейскими, остаются при этом чуждыми Израилю.

В этом — значение сионистской революции в историческом смысле: возрождение чувства еврейской общности, питаемого прежде общиной с ее религиозными институтами.

Однако, как и все в истории, создание очага солидарности и самоотождествления не является чем-то неизменным. Обстоятельства, превратившие Израиль в такой очаг, были выражением превратностей исторического процесса, постигших евреев в XX веке: неудача эмансипации, разочарование в мечте о всеобщем социалистическом избавлении как решении еврейского вопроса, Катастрофа европейского еврейства, массовая иммиграция и борьба государства Израиль за свое существование и безопасность, длящаяся вот уже тридцать с лишним лет. В час опасности не исследуют причины — столь драматические и травмирующие события вызвали прилив солидарности уже тем, что они произошли. В час, когда казалось, что почва, на которой веками стоял еврейский народ, колеблется и ускользает из-под его ног, в час, когда его постигла ужаснейшая из катастроф, когда обманулись мечты либерализма и социализма, — в этот час возникновение еврейского государства превратилось в новый чудесный символ вечности Израиля.

Но со временем, когда улеглись непосредственные опасения, стало ясно, что солидаризация еврейского мира с народом Израиля не будет автоматической. В момент, когда над израильским народом навис меч и государству Израиль угрожала опасность немедленного уничтожения, было ясно, что само существование Израиля является решающим фактором; но в конце концов характер государства Израиль решит вопрос, останется ли мировое еврейство и в дальнейшем солидарно с ним. Этой солидарности не хватит надолго, если ценности жизни еврейского общества в Израиле не будут таковы, что мировое еврейство сможет с гордостью отождествлять себя с ними и с этим обществом — если Израиль не проявит именно те качества, которых не хватает евреям в диаспоре.

Ибо здесь кроется еще один парадокс сионизма и государства Израиль: последнее останется центром нормативной солидарности мирового еврейства только при условии, если будет в основе своей отличаться от него.

Если Израиль станет лишь зеркалом того, что происходит в мировом еврействе, если он превратится в еще одно потребительское общество, если американский, французский или советский еврей обнаружит, что государство Израиль — это всего лишь отражение качеств, характерных для его собственного общества в целом или еврейского быта в его стране, то ему будет в конечном итоге трудно солидаризироваться с этим государством. Израиль, который явится средиземноморским Бруклином или Лос-Анджелесом, не сможет быть очагом солидаризации для евреев подлинного Бруклина или Лос-Анджелеса.

Прав будет утверждающий, что в этом заключается не только парадокс, но и немалая доля лицемерия, но таков уже характер солидарности, обладающей нормативными аспектами: люди не придают смысла нормативности тому, что является простым отражением их собственного бытия. Ибо тот, кто ищет нормативной солидарности, поступает так, в конечном итоге стремясь подняться над повседневностью своей жизни и видеть иные — и более возвышенные — горизонты, отличные от его будничного окружения. Как в религии, так и в идеологии — у других народов и у евреев.

Поэтому и сегодня, и в дальнейшем центральное значение будут сохранять соображения и принципы, рассмотренные Ахад-ха-Амом, А.Д. Гордоном, раввином Куком и Бен-Гурионом, относящиеся к качеству еврейской жизни в Эрец-Исраэль. Это — еще один аспект сионистской революции, пока не завершенной, а вернее говоря, — это аспект, где продвижение не только приостановлено, но в немалой мере наблюдается и движение вспять.

Ибо если в качестве меры сущности сионистской революции и того, как долго она сможет служить очагом общей еврейской солидарности, взять степень отличия государства Израиль и его еврейского населения от еврейства диаспоры, то здесь имеет место тревожный процесс разрушения революционных элементов сионизма, воплощаемого в стране. Двадцать лет тому назад мы здесь, в Эрец-Исраэль, отличались от евреев диаспоры в гораздо большей мере, чем сегодня. Сейчас это сходство еще больше — и не потому, что они стали походить на нас (факт, что нам не удалось побудить их к переезду в страну), а оттого, что мы уподобились им.

Факт — что жизнь евреев в диаспоре с социальной точки зрения характеризовалась их концентрацией в среднем классе и занятием посредническими профессиями: в области экономики или свободных профессий, которые также являются духовно-интеллектуальным посредничеством. Суть сионистской и поселенческой революции в стране сводилась к тому, чтобы переместить евреев со всего света в Эрец-Исраэль и превратить их из среднего класса в производительный с целью создать в стране социальную структуру с полным