«Народ Израиля еще недостаточно усвоил государственное сознание и ответственность, которая подобает независимому народу. В большинстве стран диаспоры евреи терпели притеснения со стороны враждебной власти и были вынуждены хитрить, чтобы обойти дискриминационные порядки и законы государства. Привычки, приобретенные на протяжении жизни поколений, не исчезают в считанные годы, и иммигрант, сошедший с корабля или самолета, не превращается мгновенно в патриота и образцового гражданина. Образцовое государство — это плод не образцовой морали, а образцового и правильно воспитанного гражданства. Конечно, дурной режим затрудняет воспитание отличных граждан, но режим сам по себе не решает всего. А народ из галута, угнетавшийся и лишенный независимости на протяжении тысячелетий, не превращается за одну ночь, просто в результате провозглашения независимости или перемены места, в народ государственный, охотно и любовно выполняющий свои обязанности и несущий бремя независимости. Ибо независимость не только дарует права, но и налагает на обладающих ею тяжелую ответственность.

Большинство граждан знает, как требовать от государства свыше ста процентов того, что они обязаны дать государству. Они требуют от государства услуг высшего качества, но не одобряют обложения налогами, без которых невозможны никакие услуги. Самое большее, на что они готовы с легкостью согласиться, это чтобы платили другие. Многочисленные партии, которым никогда не придется взять на себя полную ответственность за власть, пытаются завоевать сердца избирателей, выдвигая требования об увеличении и уменьшении услуг и налогов. Причем разницы между правыми и левыми здесь нет.

В нашем государстве все еще не хватает даже личной культуры поведения. Значительная часть населения, в том числе израильская молодежь, не научилась относиться к ближнему с уважением, вежливо, терпимо и дружелюбно. Недостает у нас добропорядочных отношений между людьми, украшающих общественную жизнь и создающих климат общественного товарищества и симпатии.

Было время, когда сионистские ораторы чуть ли не молились, чтобы сподобиться и лицезреть в нашей стране евреев-преступников и еврейские тюрьмы. Этот «идеал» осуществился в полной мере. Есть у нас в Израиле торговцы черного рынка, контрабандисты, воры, грабители, убийцы, насильники и прочие преступники. В этом отношении мы стали «как все народы» — и не лучшие из них.

Вышесказанным не исчерпаны все внутренние неполадки государства Израиль и его народа.

И все же!..»

Как намекает концовка, Бен-Гурион верил, что и в этом вопросе традиции еврейского народа можно изменить. Так же как он верил, что в стране можно создать народ, живущий собственным, а не чужим трудом, верил он и в то, что возможно выковать израильское общество, соблюдающее закон, образ и качество жизни, подобающие образцовому обществу.

Однако Бен-Гурион прекрасно сознавал, что всего этого нельзя добиться лишь политическим путем: сионистская революция не исчерпывалась для него ни освобождением от чужого ярма, ни созданием самого государства, ни даже героической борьбой за существование, с которой он так солидаризировался лично.

Поэтому, вопреки упору на понятие государственности, что позволяло порою видеть в Бен-Гурионе человека, отождествляющего государство с конечной целью национального существования, не в этом заключалась его концепция. Одним из его любимых философов был Аристотель, и порой Бен-Гурион свидетельствовал сам, что видит в себе его ученика. С философской точки зрения можно, конечно, не согласиться с этими претензиями Бен-Гуриона; но именно Аристотелю принадлежит фраза: государство возникло ради жизни, но его цель — хорошая жизнь. Духовный аспект существования, элемент общественной нравственности у Бен-Гуриона, хотя затушевывается временами под страшным грузом подготовки к созданию государства в период Катастрофы европейского еврейства, Войны за независимость и массовой иммиграции, никогда не исчезал, всегда присутствуя в его мысли и деятельности.

Такие выражения, как «избранный народ» или «светоч народов», которыми Бен-Гурион нередко пользовался в последние годы жизни, возможно, не были особенно удачны, и легко можно видеть, насколько потрепало их повседневное употребление в пылу политических споров. Но за более или менее удачным использованием слов стояла концепция Бен-Гуриона, гласящая, что государство еврейского народа может существовать лишь при наличии таких общественных и духовных ценностей, как самостоятельный труд, хозяйственная независимость, внутренний порядок и соблюдение законов. История еврейского народа показала, какой вред нанесло изгнание его жизненным корням, израильский народ не может руководить государством так, как это делается в прочих странах, ибо до сих пор ему недостает социальной базы для ведения нормального государства. Народ со столь необычной судьбой может руководить государством, только напрягая все свои общественные и нравственные силы, и при условии, что это будет государство всеобщего сплочения и освобождения от страшных искажений, порожденных галутом. Как, по словам некоего праведника, в еврейской традиции существуют два Мессии — сын Иосифа и сын Давида, — так, по мнению Бен-Гуриона, народ Израиля нуждается и в двойном Искуплении; Израиль нужно не только вывести из галута — нужно также изгнать галут из Израиля. Поэтому сионистская революция должна быть социальной и духовной в одно и то же время.

Эпилог

Сионизм как перманентная революция

Дело сионизма увенчалось успехом, но желающий выяснить, в чем же суть этого успеха, обнаружит, что порой он касается не тех областей, где сионизм ставил себе четко декларированные цели. Большая часть еврейского народа не живет в Сионе, и дело здесь не во внешних препятствиях, а в отсутствии желания подавляющего большинства евреев переселиться в страну. Государство Израиль существует и крепнет, но его международное положение все еще далеко не таково, «как у всех народов». Армия суверенного еврейского государства, правда, защищает жизнь его граждан и даже одержала в течение последних тридцати лет замечательные победы, которые войдут в историю Израиля, да и в историю современного военного искусства, — однако жизнь израильских граждан пока протекает отнюдь не спокойно, а сама эта великолепная армия зависит — и в значительной мере будет зависеть и в будущем — от массовых поставок оружия и снаряжения со стороны иностранных держав. Одним словом, быстрая, чуть ли не автоматическая нормализация, которая, казалось, выпадет на долю еврейского народа после воссоздания государства, по-прежнему недосягаема.

Следует, конечно, признать, что крупнейшие мыслители сионизма были всегда далеки от наивного, бьющего через край оптимизма, характерного для народной фантазии, сопутствующей порою сионистской политике. Из анализа взглядов ряда ведущих мыслителей, проведенного в этой книге, следует, что от Герцля до Ахад-ха-Ама, от А.Д. Гордона до Бен-Гуриона, от Мозеса Гесса до раввина Кука в сионистской мысли невозможно найти упрощенческих, детерминистских и автоматических положений, гласящих, что с момента, когда в Эрец-Исраэль возникнет еврейское большинство и будет создано еврейское государство, полностью исчезнут элементы, порождающие ненормальное состояние еврейского народа,