Шрифт:
Закладка:
— Не было, так будут, дядюшка Эстате, — ответила Ция. — Этим и другим хозяйствам уже выделили землю.
— Какую это землю, где ты здесь землю увидела? Еще главный канал не проложили, болота еще не осушили, а уже землю делить вздумали?
— Вы что же, не слышали, мы ведь к Октябрьским главный канал сдаем...
— Твоими устами да мед бы пить, дочка. Неужели это правда? Тогда и впрямь стоит земли раздавать, пришло время. Даже не верится, что исчезнут с лица земли эти треклятые болота. Вы только слово свое сдержите, а я сам для вас саженцы привезу из Абхазии.
— Нет, дядюшка Эстате, — сказала Ция. — На этой земле лишь наши саженцы и будут расти. Вы только посмотрите, какая в них сила, какая стать. Здесь и вправду земля золотая.
— Это, конечно, здорово, что ты для всех саженцы готовишь, а вот когда ты нас на свадьбу пригласишь? — спросил Чичико.
— Мы к свадьбе давно уже готовы... И я, и Цисана.
— Кто такая Цисана? — спросил Чичико, украдкой разглядывая Циину подружку.
— Та самая, от которой ты глаз отвести не можешь, Чичи.
— А жених у нее есть? — быстро спросил Чичико. — Коли нет, я-то здесь на что? Чичико Читана меня зовут.
— Не трудись понапрасну, Чичи. Есть у нее жених, да еще какой.
— Откуда он?
— Из Белоруссии. Белорус он.
— Кто? Кто?
— Белорус, тебе говорят. Антон Бачило!
— Ничего не понимаю. Здесь ребята перевелись, что ли? Зачем в такую даль ездить? — огорчился Чичико.
— Я к нему не ездила. Он сам сюда приехал, — ответила Цисана.
— Как это он тебя за тридевять земель разглядел?
— Разглядел, как видишь, Чичи, — засмеялась Ция.
— Что же, мы тут ослепли? В двух шагах такую девушку не разглядели!
— Замолчи ты, ради бога! — рассердился Эстате. — Пусть даже бревно в глаз тебе попадет, ты и то не заметить.
— Я-то вижу девушек, и еще как вижу. Только вот они меня не замечают, — с горечью проговорил Чичико, — но такой девушки я, честное слово, никогда не видел.
— Тебе бы только языком молоть, болтун ты эдакий! — снова рассердился Эстате.
— Как мои старики поживают, дядюшка Эстате?
— Все в порядке вроде бы. Живут себе, поживают, добра наживают. Только вот сильно без тебя скучают. Какой ты дом, дочка, бросила, какую землю на эти болота сменяла!
— Это сейчас здесь болота, дядюшка Эстате. Но дайте срок, осушим мы их, вот тогда и посмотрим, где лучше. Все наше побережье в рай превратится.
— Ну, когда это еще будет. Как твой жених поживает?
— Живет-поживает, только вот добра пока маловато, — в тон председателю ответила Ция и рассмеялась.
— Это ничего, успеет еще добром обзавестись. Матушка твоя говорила, что он на стройке в лучших драгерах ходит.
— Всяко бывает, дядюшка Эстате. То лучше, то чуть хуже.
— Это как понимать?
— Он с Антоном Бачило соревнуется. То один впереди, то другой.
— Неплохо устроились, — засмеялся Чичико.
— Эх, Чичи, Чичи! А говорил, ума у тебя прибавилось? — не осталась в долгу Ция.
— Потому я и говорю так, что ума прибавилось. Что из того, что я шофером работаю? Эх, надо было учиться мне. Кабы не любовь к машине, быть мне директором или, на худой конец, профессором. Посмотрел бы я тогда, как девушки от меня нос воротили.
— Главное, в своем деле профессором быть. А директором не каждый может стать. Вот мой Антон — драгер, а по мне он лучше любого директора.
— Врет он все. Сам ото всех нос воротит, потому и ходит в холостых. На него девушки, как мухи на мед, слетаются, а он хоть бы хны, — сказал председатель.
— Он мне все невест сватает. А кто в наше время, скажите ему, пожалуйста, по сватовству женится? — шутливо отпарировал Чичико.
— Этого еще не хватало! Если понравится кто, он и так женится. За Чичи любая девушка с охотой пойдет, — взяла сторону шофера Ция.
— Эх, в том-то и беда, Ция, что никому я по сердцу не пришелся.
— Придешься, Чичико, непременно придешься. Всему свое время.
— Ты меня всегда успокаиваешь, Ция, но, видно, невезучий я, страсть. Которая мне по душе, той я не нравлюсь, и наоборот. Вот так и проходят годы.
— Ума не приложу, дочка, где мне саженцами разжиться? — вновь заговорил о деле председатель. — Сколько их еще ждать? Земля у меня без пользы простаивает. Выходит, напрасно мы лес корчевали и людей я зря тормошил.
— Эти земли, дядя Эстате, веками были бесплодными, нельзя же их теперь без саженцев оставить, не вернуть им жизнь, — посерьезнела и Ция.
— Надо оживить, конечно, надо. Да разве я против? И я это понимаю, да что поделаешь: у кого что болит, тот о том и говорит. Не стану я зря директора беспокоить... Ты так и не сказала мне, когда свадьбу играть собираешься? — вновь перевел разговор на другое председатель.
— В день открытия главного канала, дядюшка Эстате. Я вам всем пригласительные билеты пришлю, непременно, вот увидите.
— Ты, надеюсь, своего обещания не забыла, Ция? — спросил Чичико.
— Конечно, нет. Быть тебе посаженым отцом, Чичи.
— Я тебя так люблю, Ция, что даже тамадой у тебя на свадьбе не отказался бы.
— Помолчал бы, парень, опять тебя занесло, — шутливо побранил шофера Эстате. — Это ты в своей деревне тамадой слывешь, но на такой свадьбе, извините. Ты представляешь, сколько народу на открытие канала съедется? Потом все они на свадьбу пожалуют. Вот и пораскинь своими куриными мозгами, потянешь ли ты такое дело?
— Народ мне не страшен, — все еще хорохорился Чичико. Но по его голосу было заметно, что он и вправду порядком струсил.
В феврале-то погода была отменная, но вот март,
