– И всё это лишь для того, чтобы получить бабки со страховой?

– Думаю да. Я же работал и в ГАИ в свое время. Столько всех этих случаев видел, каждый ведь, понимаешь, пытается другого обмануть. И каждый год всё хуже и хуже с этим становится. Никто не хочет брать на себя ответственность. Никто! Врежется в кого-то – уедет, собьет кого-то – тоже уедет. Ну а уже если поймали его – то начинает крутиться как уж на сковородке. Папу, маму, дядю Васю, – всех подключит, у кого хоть какие-то связи есть, лишь только чтобы за решетку не загреметь. Это от бескультурья всё, вернее от падения культуры. Раньше петербуржцы и ленинградцы были пробой высшей марки, а сейчас – смешались со всяким приезжим дерьмом и сами дерьмом стали. Приехали со всех своих деревень, расплодились и вот тебе результат. Из города дворян Питер превратили в город гасторбайтеров и проституток.

Петро до конца выслушал философские измышления Шабаича, тактично выждал несколько секунд и потом слегка задумчивым голосом заговорил:

– Спасибо что позвонил, Шабаич, информацию твою я принял к сведению. Последняя просьба у меня к тебе будет. Небольшая такая. Я тут давеча как раз с этим Андреем беседу имел. По телефону. До этого ему звонил – не брал трубу и тут вчера, после того, как мы с тобой поговорили, он мне сам перезвонил.

– Да? А тебе он что рассказал?

– Так, о всякой херне своей, но главное не это. Главное то, что он обещал заехать ко мне как доделает там какую-то работу свою где-то за городом. Думаю, может завтра или послезавтра приедет. Точный день пока еще не известен, но обещал заранее позвонить.

– Помощь нужна? Нам бы этого парнишу тоже получить как-нибудь, Петь…

– Вот в этом-то и будет моя просьба. Ваша помощь мне пока будет только мешать.

– Понял!

– Это хорошо, что ты сразу понял. Разговор у меня с ним будет серьезный, Шабаич. Парень он непонятный, мало ли припрется к вам опять или звонить будет – скажи, что, мол, времени пока нет на такие пустяки и пускай приходит позже. Ну или придумай что-нибудь в этом роде, одним словом, отправь его куда-нибудь подальше. На время хотя бы. Дай мне с ним пообщаться, а там… там может и вам что достанется. Хорошо?

– Понял, понял, – послушно проговорил Шабаич. – Осторожней только, Петя, действительно всё это как-то странновато выглядит.

– Я всегда осторожен! – Петро открыл дверь и вошел в дом. – Только разговор этот между нами остаться должен.

– Ну… ты ж знаешь!

– Тогда давай, поговорю с ним и потом мы с тобой встретимся. А дальше уже будем смотреть по ситуации.

– Ну хорошо, хорошо! Мы этого паренька тем временем тоже под наблюдение возьмем. Где был, чем занимался. Глядишь, ещё нароем что-нибудь, а там уже и в работу легче пустить будет.

Петро зашел в дом, скинул намокшие от дождя ботинки, поднялся в кабинет и начал в задумчивости ходить от одной стены к другой. Несколько раз он останавливался у окна и выглядывал на улицу, будто ожидая увидеть там кого-то. Но там никого не было, да никого и не должно было быть. Через минуту он подошел к столу и открыл последний ящик. Он извлек из него несколько журналов, альбом со старыми фотографиями, который тогда забрал у Владимира Петровича и какую-то черного цвета коробку. Он положил ее на стол и несколько секунд подождал, держа над ней руки, будто даже сейчас, даже после того, как извлёк ее из ящика всё еще не решался открыть. Но вот пальцы его легли на крышку, и он потянул ее на себя. Та бесшумно открылась, обнажая черный пистолет, две полные обоймы и лежавший рядом с ними глушитель.

16.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать!

Ночью он снова видел тот сон. Прежний интерьер комнаты, раскрасневшееся лицо Александра с этой странной ухмылкой на лице, кровь на полу и обрез, который он крепко сжимал в своих руках. Обрез? Он вздрогнул, то ли во сне, то ли наяву. Зачем он ему?! Зачем держит в руках это дерьмо, ведь он не хочет никого убивать, ведь он взял его просто так, для веса, для вида! Он попытался освободиться от него, попытался отбросить его в сторону, ведь он не убийца, он обычный парень, который хотел обычной жизни, но нет… пальцы крепко вцепились в потемневшее от старости дерево, они будто слились с ним в одно целое, оружие и тело его стали неотделимы, они стали продолжением друг друга в этом альтернативном времени, мире, пространстве.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя… убивать! – снова голос Александра и снова звук его шагов в тишине, которую нарушало лишь тиканье маятника часов. Он видел, как подошел он к шкафу, как рука с револьвером потянулась к левой дверце. Петро знал, что будет дальше. Он видел это уже наяву, а потом и множество раз во сне. Одни и те же движения, одни и те же звуки, выстрел. Каждый раз в этом сне он хотел что-то изменить, поменять ход событий, а с ними и всю свою жизнь, но каждый раз лишь беспомощно следовал одному и тому же заданному извне алгоритму. Здесь он был лишь сторонним наблюдателем, который всё видел и всё понимал, но изменить не мог ничего.

– Не двигайся! Только не двигайся!.. – услышал он сзади хриплый голос и затем кашель. Петро повернулся к тому, кто произнес эти слова, кто кашлял, но позади он увидел лишь растекавшуюся лужу крови, лишь окровавленные следы ботинок на полу. И вдруг грохот! Что-то дернулось в шкафу, что-то с силой распахнуло дверцы, ударив по руке Александра и выбросив прочь из его руки револьвер. Мелькнула тень, что-то выскочило, бросилось к выходу и вдруг… выстрел. Палец Петро против воли надавил на спусковой крючок и столб пламени вырвался из оружия в сторону этого обреченного на погибель существа. И вдруг всё замерло, всё остановилось. Гримаса испуга на лице Александра, зависший в воздухе над диваном револьвер и лицо, которое в этот раз в этом сне показалось Петро почему-то знакомым.

Он проснулся в каком-то странном, близком к лихорадочному состоянии. Реальность и сон переплелись в его сознании во что-то неразборчивое и неотделимое. Он не помнил это лицо, но ощущение того, что видел его будто где-то совсем недавно, засело в его сознании так глубоко, что несколько секунд он находился