Шрифт:
Закладка:
Со дня на день мы ожидали отправленную с московского завода в адрес Паутоанского университета мощную электростатическую установку. Наконец великан пришел, был спешно установлен, испытан, и срез метеорита очутился в его разрядах. Ничего! Впрочем, отчаиваться еще было рано. Огромное количество комбинаций нужно перебрать, чтобы попытаться создать точно такие же условия, при которых образовалась «пена гнева — созидания» тогда, тысячу лет назад, в загадочном храме Небесного Гостя… А может быть, и не образовалась?.. А что, если легенда — это плод безудержной фантазии?.. Но окаменевшая пена? Рука Лавумы? Наконец, нетленная ткань, найденная Мурзаровым?.. И все же сомнениям не было конца. Допустим, верны наши соображения и «пена гнева» как низшая, чрезвычайно стойкая форма силициевой жизни и в самом деле возникла тогда из метеорита. Кто может поручиться, что она сохранила жизнеспособность еще в течение тысячелетия?
А опыты мы все же продолжали. Сотни опытов все с тем же результатом. Метеорит почему-то не желал воскресать.
Трудное это было время. Через какой-нибудь месяц события начали нарастать с кинематографической быстротой, но тогда… Тогда мы с Юсгором не могли похвастать обилием новостей и тихо завидовали Мурзарову. Как историк и археолог, он откапывал в древних рукописных документах Паутоо массу увлекательных сведений о событиях, так или иначе связанных с силициевой загадкой, и уже успел отослать для опубликования две чертовски интересные статьи.
Да, Мурзарову было куда легче, чем нам, биохимикам. Мне в особенности. Я все еще не мог свыкнуться с тропиками, из Ленинграда приходили неприятные, вызывающие тревогу письма: серьезно болела мать; в Паутоанском университете из-за бесконечных неудач складывалась нервозная напряженная обстановка, а тут еще начался период дождей и окончательно поверг меня в уныние. В те дни я все чаще и чаще ловил себя на трусливой нехорошей мысли: «Домой! А как бы уехать домой?»
Но вот в момент наиболее тягостный все вдруг повернулось, как говорят, на сто восемьдесят градусов.
Лаборатория наша стояла несколько особняком, на самой окраине большой университетской территории. Как-то поздним вечером, возвращаясь к себе в коттедж, я проклинал все на свете и особенно тропические ливни. «Не бывает гроз сильнее, чем в месяце Ливней, и не бывает гроз страшнее, чем в Ночь пришествия Небесного Гостя», — вспомнил я слова легенды о Рокомо и Лавуме и, несмотря на потоки, низвергавшиеся с неба, бросился назад, в лабораторию, к телефону.
— Юсгор? Это я, Алексей. Юсгор, мы еще не пробовали ливней!
Да, мы перепробовали, кажется, все, кроме ливней. Начался перемонтаж всего нашего теперь уже довольно сложного хозяйства. Установку мы поместили в отдельном небольшом бетонном здании и теперь возились с ней, выкатывая ее под тропические ливни, сочетая искусственные разряды колоссальной мощности с естественными потоками тропического дождя. Это было не очень забавно и, скорее всего, бесполезно. Силициевым микроорганизмам, сидящим в осколке метеорита, обильное душирование не помогало. Не охлаждало оно, правда, и нашего пыла. Мы продолжали ставить опыты, усложнившиеся теперь до крайности. Каждый раз, закончив работу, мы должны были втаскивать все оборудование в помещение и только тогда, уставшие и злые, отправлялись, под ливнем конечно, отдыхать.
На Паутоо ливни обрушиваются, нагоняя ужас на всю природу. Поднимается ветер, вздымающий к небу пыль и листья, грохочет гром, лиловые молнии прорезывают тяжелые тучи, и в их вспышках ослепительно загораются скалистые склоны Себарао. Вскоре все заволакивается непроглядной серой лавиной воды, срывающей листья, ломающей сучья, а то и целые деревья. Но достаточно случиться, что день-два не выпадет дождь, и природа изнывает от засухи: вянут листья, все покрывается слоем пыли и замирает. Две недели без потоков живительной влаги — и на островах беда, угроза полного неурожая. Дожди в Макими часты и обильны. Когда они неистовствуют, кажется, нет никакой возможности жить в этом водяном царстве, но, к счастью, они кончаются быстро. Полчаса, час — и воды стекают, впитываются в почву, а утром вновь начинается сказка. Еще стелются клочки оставшегося от ночи тумана у подножия пальм, а солнце уже пронизывает их кроны. Вершина Себарао переливает волшебными красками, на листьях, больших и глянцевитых, еще хранящих крупные, будто стеклянные капли, возникают мириады радужных лучиков, все блестит и сверкает, все свежо и празднично. Дышится легко, ароматы цветов бодрят, и кажется, не будет конца этому веселью в природе.
Вот в такое же нарядное и легкое утро мы шли с Юсгором к нашему бетонному домику, о чем-то непринужденно болтая, всецело отключившись от наших тревог, неудач и трудных раздумий о метеорите. Охранник предъявил нам пломбы. Мы, как всегда, тщательно проверили запоры, и Юсгор стал возиться с ключом, безуспешно стараясь втолкнуть его в замочную скважину. Скважина оказалась намертво забитой чем-то вроде штукатурки.
— Что за хулиганство!
— А может быть, хуже? Юсгор, что, если и здесь, как в свое время в музее, успели побывать охотники до нашего метеорита?
Вызвали начальника охраны. Сбежались охранники, дежурившие в предыдущие смены, подошло несколько сотрудников из физического корпуса. Начались споры и крики, слова произносились всеми одновременно и с такой скоростью, что мои познания паутоанского языка мне не помогали вовсе. Чем бы все это кончилось — не знаю, но в это время из маленького, расположенного довольно высоко над землей окошка полетели стекла.
Поток грязно-зеленой пены хлынул из окна и стал растекаться по траве. Местами пена тотчас же окаменевала, образуя, как и в замочной скважине, похожую на штукатурку массу, но местами ее ручейки уж очень проворно и быстро пробирались между расщелинами в камнях, подползали к кустам, и кусты…
Кусты окаменевали.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Океанские отливы и приливы чередуются с еще большей точностью, чем в период дождей ясная погода сменяется плохой. Полсуток вода стремится убежать подальше от берега, полсуток она ведет свое неутомимое наступление на сушу, а затем снова обнажает дно. Местами вода остается. Бродя в ней по пояс или по колено, можно увидеть копошащиеся среди ветвистых кораллов огромные серые с красными кольцами голотурии, синие морские звезды, тридакны, мелькающие среди темно-багровых зарослей золотисто-голубые рыбки, прозрачные медузы, окрашенные в зеленоватый цвет сифонофоры и яркие губки.
В дни, когда удалось наконец оживить кусок метеорита, когда мы, забыв обо всем
