почуял неладное. Сразу спросил себя: а все эти воспоминания – ваши?

Да, воспоминания в «Обратном потоке» были богаты на эмоции: в них переплелись дружба и вражда, любовь и ненависть, но такая чувствительность выглядела очень странно, особенного у скупого на эмоции древнего демона.

С первой встречи с Шэн Линъюанем Сюань Цзи точно подметил, что тот начисто лишен человеческой природы. Так откуда столько трогательных сцен? Еще надо помнить, что древний демон не побоялся прервать Темное жертвоприношение и встретил кару небесную с абсолютным равнодушием. А тут «Обратный поток» всего-то подкинул ему парочку-другую картин из счастливого детства. Неужели этот сухарь сломя голову кинулся предаваться сладостным воспоминаниям и распахнул душу перед каким-то незнакомцем? Ради чего? Нет, тут явно что-то не сходилось.

Тем временем Шэн Линъюань видел за ложной учтивостью, написанной на лице Сюань Цзи, желание проклясть всех его предков и потомков до седьмого колена. Хмыкнув, бывший император равнодушно бросил:

– Понятно…

– Когда такая важная шишка, как Дань Ли, не стала показывать свое лицо, я сразу заподозрил подставу. Сообразил, что ты отведешь ему особую роль! – запальчиво объяснил Сюань Цзи.

– Дань Ли никому не показывал свое истинное лицо, – невозмутимо парировал Шэн Линъюань. – Когда другие видели его лицо без маски, они наблюдали еще одну маску, правда, из человеческой кожи. Говоря про него «лицом, словно дева, пригож», вы, потомки, сами того не зная, подразумеваете его самую известную маску из человеческой кожи – он пользовался ею чаще других. И Алоцзинь тоже никогда не видел истинного лица учителя. К тому же я не настолько искусен, чтобы подделать воспоминания в присутствии хозяина чар.

– Да конечно! – криво усмехнулся Сюань Цзи. – Иначе как бы ты подсунул наживку? Пусть этот Дань Ли всегда скрывал лицо, однако он постоянно торчал рядом с тобой, играл в твоей жизни важную роль, а тут вдруг ему уделяют не больше внимания, чем какому-то стражу императорских покоев. Нет, ты подавлял собственные воспоминания, не позволял себе думать о нем слишком часто и подробно. А иначе представление, которое ты разыграл как по нотам, пошло бы вкривь и вкось. Может, у меня и неважно с математикой, но девять классов я худо-бедно окончил и могу посчитать, что в воспоминаниях представлены точки зрения трех разных людей. Не так ли, ваше величество? Или вы думали, что я совсем не умею считать?

Логика Сюань Цзи была проста: если бы «Обратный поток» показывал исключительно воспоминания Шэн Линъюаня, многие сцены они бы никогда не увидели. Стоит только задуматься, где и кто выступает свидетелем, как сразу становится ясно, что воспоминания представляют смесь из точек зрения Алоцзиня, Шэн Линъюаня и самого загадочного участника – Дань Ли.

Воспоминания Дань Ли промелькнули только в самом конце, как бы невзначай, да и на информацию были очень скупы. Речь идет о сцене в убежище шаманов, когда кукла в человеческой коже подожгла озеро алтаря. Марионеткой всяко управлял Дань Ли, то есть эти воспоминания должны были принадлежать ему.

Как ни крути, но воспоминания человека всегда идут от одного лица, и в них невозможно поменять точку зрения. Также невозможно помнить то, что с человеком никогда не случалось. И уж тем более в воспоминаниях одного человека не будет столько гладких, как в кино, переходов от одной перспективы к другой. Значит, воспоминания в «Обратном потоке» – это изначально сочетание как минимум двух точек зрения.

Об этом свидетельствует еще одна деталь. Как только Шэн Линъюань и Сюань Цзи оказались в пространстве «Обратного потока», им первым же делом показали спасение маленького принца и его встречу с Алоцзинем. Разумеется, это воспоминание целиком и полностью принадлежало юному шаману, поскольку сам принц-изгнанник был тяжело ранен и чуть ли не терял сознание. Его принес на спине старейшина клана. И вряд ли измученный ребенок сумел бы запомнить (и в принципе увидеть), как пробуждается шаманская деревня на склонах гор. К тому же первым действующим лицом в этих воспоминаниях был как раз Алоцзинь, с кем Шэн Линъюань и Сюань Цзи столкнулись в роще.

Шэн Линъюань, этот старый пройдоха, отличался редкой проницательностью, и он всяко, наткнувшись на маленькую версию своего нынешнего врага, догадался, что в «Обратном потоке» скрывается сам заклинатель. Можно даже сказать, что за идиллические картины давно ушедшего детства цеплялся не бессердечный древний демон, а сам Алоцзинь. Что ж, неудивительно, что сочувствие Сюань Цзи Шэн Линъюаню не понадобилось. И напоминать, что они заперты в его сладких грезах о детстве, было излишне. Кстати сказать, те вопросы, которые Шэн Линъюань попросил ему позадавать, и соответствующие ответы на них, предназначались не Сюань Цзи, а все тому же Алоцзиню.

– Ладно, хроника важных событий совпадает с историческими источниками, значит, в основе своей воспоминания правдивы, – немного успокоившись, заметил Сюань Цзи. – Но большая их часть принадлежит ему, а не вам, так?

– О! Как ты догадался?

– Хотя воспоминания в «Обратном потоке» касаются тебя и Алоцзиня, но лица всяких сановников и военачальников всегда были размыты, как у второстепенных персонажей. А у шаманов наоборот – лица очень четкие. Красочно показаны все привычки, детали, особенности. Такое чувство, что кому-то понадобилось рассказать мне правдивую историю взлета и падения шаманского клана. Или кто-то пытался излить свою душу. Кстати, ваше величество, вы ведь даже не знаете, какими иероглифами записывается «излить душу», не так ли?

Шэн Линъюань невозмутимо согласился:

– Хм, говоришь верно…

– И еще: ты не только подавлял свои воспоминания и постоянно опустошал разум, но и подстраивался под чужие переживания, лишь бы выманить Алоцзиня сюда, – беспощадно обличал его Сюань Цзи. – А когда я открыл рот, чтобы засомневаться, что такие дети, как вы с ним, вряд ли самостоятельно сбегут от демонов, ты использовал мой намек как отправную точку. Вдохновился им, чтобы потом облить меня дерьмом, не так ли?

– Вовсе нет, – искренне возразил Шэн Линъюань. – По моей небрежности мы оказались втянуты в чужие чары. Обстоятельства крайне стесняли меня, приходилось действовать как придется и пользоваться всем, что подвернется под руку.

«Ну спасибочки!» – мысленно огрызнулся Сюань Цзи.

– А еще ты знал, что гибель клана – самое страшное из воспоминаний Алоцзиня, и здесь вывести его из себя будет проще простого. Поэтому ты аккуратно подсунул ему фрагмент якобы воспоминаний Дань Ли…

– Дело нехитрое. Я просто встал на его место, – легко подтвердил догадки Сюань Цзи бывший император. – В конце концов, он многому научил меня.

Сюань Цзи горько усмехнулся.

– Ну да, ну да… В «Обратном потоке» есть только трое: ты, я и Алоцзинь. И наш друг-шаман, раз