Бум-бум-бум! Бум-бум-бум! Ритм все ускоряется, становится агрессивнее. Дом начинает слегка пока вибрировать. Бурдюк все наполняется.

-Не бойся главное, - советует Лю своему другу, - Мы тебя в обиду не дадим. Да и сам ты, я верю, тоже на многое способен. Не только всякие каверзы учинять.

-Ай, эй, а как тут не переживать? Они ведь правы. Барабану Пас не почем. И даже твой свет скорее всего не сыграет особой роли. И вряд ли он примет дружбу Горшка. Вон гитара, намного лучше, а не согласился.

-А ты займись тем, что тебе нравится, - раздался голос Горшка из-под кровати, - Сделай то, для чего ты предназначен. Рисуй.

-Что? Ай? Эй? Да я никогда не делал этого. Мне страшно. Ведь каракули дурацкие получатся. Все засмеют.

-Если умеют лучше, то пусть научат, - мальчик решил не дожидаться, когда бурдюк наполнится, и свободной ладошкой зачерпнул немного воды, холодная и такая вкусная, - А если смеются, то тоже не плохо. Обидно? А на что обижаться, на их глупость? Да и если не будешь пробовать, то никогда ничего точно не сделаешь.

Бум-бум-бум-бум-бум! Бум-бум-бум-бум-бум! Бах! Стены заметно трясутся. Чашки нетерпеливо подпрыгивают, небольшие капельки при этом выскакивают из них, чтобы через мгновение вернуться обратно.

Мелок начинает рисовать. Первые линии выходят крайне кривыми, и рисунок получается действительно скорее каракулей. Но фонарик улыбается, а Пас внимательно всматривается, пытаясь понять изображенное.

-Ерунда, ай, какая-то. Как я и думал, - с горечью говорит мелок, на нем появляется слабая трещинка, он слегка сереет.

-А мне нравится, - вдруг произносит ремень, - Я и так не умею.

-Что, эй, даже наказать меня не хочется, ай, за халтуру?

-А ты разве не старался? - удивляется слегка Пас.

Мелок призадумывается. А потом пробует снова.

-Эй, а ведь меня стоит наказать, ай. Но не за то, что выходит, - Изменения в его внешнем облике исчезают, а потом снова начинаются, но уже иные, - А за то, что и правда, не пытаюсь. Стараюсь, не выходит, и сразу сдаюсь.

Он рисует. Каракули. Но каждая новая линия все ровнее, каждый новый рисунок все отчетливее передает то, что мелок хотел изобразить.

Дубум-бум-дубум, бах-дах-бах! Чашки приплясывают, выплескивая из себя все больше содержимого, которое тут же старается попасть обратно, но выходит у него все хуже. Дверь дома резко распахивается, и на пороге возникает жуткий монстр. Огромная бочка с четырьмя руками, в каждой из которой зажаты разной формы колотушки. Он ими почти непрестанно бьет по себе. Теперь звуки стали очень громкими. Горшок чувствует, как его начинает пробирать от них ужас. Нарастает. А бурдюк все никак не наполняется.

Ремень бросается навстречу врагу, но тот одновременно бьет по себе колотушками, и рожденный звук сворачивает, корёжит Паса. Фонарик начинает мигать. Время, когда он не светит, становится все больше. Дрожь мелка возрастает, но с тем же, он рисует все лучше.

Из-за барабана появляются мелкие жутики. Они бросаются на Паса, вонзают в него свои клыки. Ремень корчится от боли, и начинает меняться в худшую сторону.

Бам-бабамс-Бам, Дубум-бумс-Бубумс. Ритм все яростнее. Весь дом содрогается. Горшок под кроватью чувствует, как несмотря на выпитое ранее, его жажда лишь возрастает. Не отпуская бурдюка, он сам до конца не понимая зачем, перевешивается через край колодца, и окунает в него голову. Звуки исчезают. Но тело оставшееся наружи чувствует жуткие сотрясения. Рот открывается, и вода сама льется внутрь него. Но не только в желудок, но и в легкие.

-Ай, да что же это такое, эй, - мелок чуть не плачет. Продолжает рисовать, не глядя, взор его обращен на двух друзей, которых терзают мелкие жутики, что служат барабану. Сам он, чуть зайдя внутрь жилища, стоит на месте, и что есть силы лупит по себе. В стенах дома появляются трещины.

Горшок напился. Внутри него, кажется, что-то появилось. Новое. Он ощущает это, текущее в нем, преображающее его. Холодное тепло. И возникает желание поделиться этим странным, но в тоже время приятным ощущением с друзьями. Тут же приходит и чувство их. Охваченных страхом и отчаянием. Но не сдающихся. Из-за него. Из чувств что он в них пробудил. Они нравятся им. Что ж, и то, что теперь появилось в нем, тоже им точно приглянется.

Яркий свет отшвыривает мелких жутиков как от Лю, так и от ремня. Пас тут же преодолевает расстояние, его разделяющее с барабаном, и оплетает одну из колотушек. Барабан нещадно бьет им по себе. И тут же издает вскрик. В следующим миг свет слепит его жуткие глаза.

-Как, ай, нарисовать покой? Как, эй, нарисовать дружбу? Как, ой, нарисовать добро?

-Просто рисовать, - Горшок, выбравшийся из-под кровати, с полным бурдюком воды, аккуратно его касается, - И чтобы ты не нарисовал, в итоге это проявится, это почувствуют те, кто способен к этому.

Мелок делает последний штрих. На полу, среди прочих каракулей, очень похожий на гитару рисунок.

-Да какого лешего! - жутик чей портрет изобразил Мелок, стоит позади барабана, - Эти дурацкие мысли о дружбе. Эти странные чувства. Как я могу от них сбежать? Как могу не слышать то, что вы пели? Или ту музыку, что во мне сейчас рождается, и которая совсем не похожа на то, что я исполняю? Да и ты поганый бочонок, своим шумом только сбиваешь.

Когтистые пальцы трогают струны, извлекая из них мелодичные звуки. Барабан замирает. Он дрожит. Озаренный светом, оплетенный поясом, а маленький мелок рисует на нем свои каракули.

-Прекратите! - ревет, и дом содрогается, начинает разрушаться.

-Наружу! - кричит Горшок, сам по пути подхватывая всех своих друзей, и стремительно выскакивает, за мгновение до того, как дом похожий снаружи на кровать, полностью не обрушивается. Его остатки обращаются в серый дым. На его месте остается только старый колодец, и барабан. Обычный. Жутик-гитара подходит к нему, трогает.

-Да уж, и так оказывается бывает.

-Гибсон, - говорит Горшок улыбаясь, - Тебе это лучше всего подходит. Ты ведь теперь с нами?

-С вами, с вами, - ворчит гитара, но уголки губ дрожат, в предвкушении улыбки.

* - Король и Шут, «Смешной совет».

Осколок мира