Философия имени самого А.Ф. Лосева – реалистический символизм (или символический реализм) (Там же. С. 631), суть которого он передает следующим образом:

«Реалистический символизм проповедует полное отождествление знания и бытия, субъекта и объекта… их любовное взаимодействие. Равным образом, он видит во всякой вещи ее углубленный онтологический корень, он видит в ней отблеск идеала, ибо реальные вещи только в той или иной, большею частью весьма несовершенной, форме воплощают на себе свою идею. Вещи же свою собственную идею должны воплощать и выражать целиком и без изъяна. Тогда они обнаружат свой тайный лик…» (Там же. С. 631 – 632).

С. 123.*** «Чем менее проявлено неявляемое, тем более понятно… просто то, что явилось; чем более проявлено неявляемое, тем сильнее оно постигается и переживается, но тем загадочней и таинственней то, что явилось».

В данном фрагменте, по словам А.Л. Доброхотова, «очень красиво» выражена идея символизма, которую легко понять, если перевести это на богословский язык:

«Тайна боговоплощения не перестает быть тайной, а, напротив, это как бы сама природа тайны становится очевидной. Эту тайну нельзя „снять“, расшифровать, рассекретить, – не потому, что мы не можем добраться до тайного смысла и редуцировать тайну к чему-то нетаинственному, а потому, что это – сама бытийственная тайна, она и должна быть тайной в виде таинства» (Доброхотов А.Л. Мир как имя. С. 57).

Вся диалектика А.Ф. Лосева и была направлена на раскрытие таких диалектических «тайн», или смысловых связей соответствующих реалий на очень большой смысловой глубине. Самые глубокие и всеобъемлющие из них, по Лосеву, касаются догматики, и прежде всего – «великой диалектической тайне» христианского учения о троичности, постижения «тайных внутритроических процессов» (Миф. Число. Сущность. С. 268). Раскрытие диалектических тайн в познании для него, однако, не предполагает нарушения принципа апофатизма, что подчеркивается в работе «Сáмое самó»:

«Сáмое самó есть тайна… Тайна есть то, что по самому существу своему никогда не может быть раскрыто. Но она может являться. Явление тайны не есть уничтожение и разрешение тайны, но есть только такое ее состояние, когда она ясно ощутима, представима, мыслима и сообщима – притом сообщима именно как тайна же» (Миф. Число. Сущность. С. 337).

15. Пять форм эйдетической предметности имени – схема, топос, эйдос в узком смысле, символ и миф

124.* «Это – то, что мы называем… „множество“ в смысле Кантора…».

О теории множеств и о личности самого Г. Кантора см.: Катасонов B.Н. Боровшийся с бесконечным: Философско-религиозные аспекты генезиса теории множеств Г. Кантора. Μ., 1999; Троицкий В.П. Кантор plus Лосев // Троицкий В.П. Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева. C. 205 – 214.

С. 125.* «Что такое эйдос? Бесполезно было бы добиваться точного определения этого понятия у современных феноменологов…».

Сам А.Ф. Лосев посвятил много усилий диалектическому прояснению данного понятия. Ведь эйдос – фундаментальное понятие лосевской диалектики, определяемой им как «логическое конструирование эйдоса» (Бытие. Имя. Космос. С. 69). Эйдос, в диалектическом видении Лосева, – «первая структура смысла вообще», «первая его законченная наглядность» (Миф. Число. Сущность. С. 523). Это – «вещь в своей значимости» (Владимир Соловьев и его время. С. 701), «идеально-объективная значимость», «тот свет сознания и бытия, который обусловливает собою существование вещей как именно вещей и конституирует их как объективную предметность познания» (Там же. С. 187). В более конкретном истолковании А.Ф. Лосева, эйдос (вещи, предмета, существа) предстает как: 1) «последняя видимость и узренность, прозрачная интуитивность и непосредственная схваченность и всего мыслительного», «все, что есть, данное зрению и узрению, какая бы ни была его качественная существенность» (Очерки античного символизма и мифологии. С. 230 – 231); 2) наивысшая обобщенная, конкретная сущность вещи, ее идеально-объективная значимость (Там же. С. 185); 3) «структурно-умный рисунок вещи, наглядный и смысловой одновременно» (Бытие. Имя. Космос. С. 413); 4) «смысловая фигура, данная как некая неделимая индивидуальность» (Там же); 5) «наглядно, оптически данная сущность»; «изваянно данный, оптически-умный смысл» (Миф. Число. Сущность. С. 806, 522); 6) «идеальная картина вещи, образец ее, παραδειγμα» (Очерки античного символизма и мифологии. С. 186); 7) «лик предмета, явленная сущность его, известный нам и нами формулированный смысл его» (Бытие. Имя. Космос. С. 70); 8) «отвлеченно-данный смысл, в котором нет никакой соотнесенности с инобытием» (Форма. Стиль. Выражение. С. 32).

В «Диалектических основах математики» А.Ф. Лосев уточняет форму заданности сущности, подчеркивая, что

«„эйдос“ есть термин, указывающий на такую „сущность“, которая дана оптически-фигурно (мысленно или физически)» (Диалектические основы математики. Μ., 2013. С. 35).

Спустя десятилетия Лосев предпринимает попытку ввести понятие эйдоса в науку о языке для обозначения живой языковой структуры. В Предисловии к своей книге «Языковая структура» он пишет:

«Наглядно мыслимая структура вещи называется по-гречески „эйдос“, картинное же изображение, или образ вещи, называется по-гречески „эйкон“, или, в другом произношении, „икон“. Поэтому автор склонен именовать максимально понятную и наглядно выраженную в коммуникативных целях структуру как структуру „эйдетически-иконическую“» (Лосев А.Ф. Языковая структура. Μ., 1983. С. 4).

Известно, что философская терминология в трудах А.Ф. Лосева не только переосмысляется им логически, но и чрезвычайно остро переживается художественно, что не может не привносить новых смысловых оттенков в смысловое содержание отдельных терминов. Так, по словам В.Μ. Лосевой-Соколовой, когда Лосев говорит об эйдосе,

«ему всегда представляется какая-то умственная