знать? — удивился ван Рийн. — Мы скажем только, что нужно подсобрать пищи и дров. А потом собираемся и летим, и никто ничего заранее не знает.

— Мы не дракхоны, — возмутился Тролвен. — Мы — свободный народ. Я не могу решать такой важный вопрос без голосования.

— Хм-м-м… а может, уговоришь их как-нибудь, — подергал себя за усы ван Рийн. — Произнеси речь. Убеди их отказаться на этот — единственный — раз от своего права знать и решать. Попроси их следовать за тобой, не задавая вопросов.

— Нет — решительно отрезал Толк. — Я хорошо знаком с искусством убеждения и знаю его пределы. У нас сейчас уже не Стая, а скорее толпа — голодная, продрогшая от холода, утратившая надежду, переставшая верить вождям, готовая оставить все врагу или слепо броситься в заранее проигранную битву. У них просто не хватит духа и выдержки, чтобы пойти за кем бы то ни было в совершенно непонятное им предприятие.

— Боевой дух можно и поднять, — сказал ван Рийн. — Займусь-ка я этим сам.

— Ты?

— А что, я ведь не такой уж и плохой оратор, особенно когда припечет. Устрой мне выступление перед народом.

— Да они… да они… — Толк замолчал и ошарашенно уставился на торговца. А затем саркастически расхохотался. — Соглашайся, Вождь Стаи. И мы тоже послушаем, какие такие слова найдет этот землянин, что они окажутся убедительнее наших.

Часом спустя он сидел на обрыве, глядел на неясную массу собравшейся внизу толпы и слушал громом раскатывавшийся бас.

— …и я скажу одно — подумайте, чем вы здесь обладаете, что хотят у вас отнять.

Подумать лишь, что царственный сей остров

Страна величия, обитель Марса,

Трон королевский, сей второй Эдем,

Противу зол и ужасов войны,

Самой природой сложённая крепость,

Счастливейшего племени отчизна…

— Я не понимаю этих слов, — прошептал Толк.

— Тише! — отмахнулся Тролвен. — Не мешай слушать, — В глазах командора стояли слезы, он чувствовал, как по спине бегут мурашки.

Блаженная земля, священный Паннах..[37]

Армия начала громко хлопать крыльями, раздались крики.

Далее ван Рийн пересказал надгробную речь Перикла, «Вы, кого водили в бой»[38] и геттисбергскую речь[39]. К тому времени как красноречивый торговец закончил обсуждение дня Святого Криспена, армия готова была избрать его вождем.

16

Дорнах находился далеко за архипелагом, на несколько сот километров севернее Ланнаха. Как ни торопилась Стая, только изредка и недолго отдыхавшая в заполненных птичьим гамом шхерах, путь к этому острову занял несколько земных дней и был чистым кошмаром для болтавшихся в сетках людей. Во всяком случае, память Уэйса сохранила исключительно ощущение непрерывно испытываемых физических неудобств.

Берег, на который они в конце концов высадились и который Уэйс рассматривал, стоя на непослушных, ежесекундно подламывающихся ногах, также вызывал мало энтузиазма.

Остров располагался не так уж далеко к северу, однако, несмотря на Полное Лето, воздух здесь оставался морозным; по словам Толка, никто и никогда не пытался жить в этих местах. Холменахский архипелаг отклонял холодное океанское течение в сторону Моря Ледяных Гор, и эти мерзлые воды огибали Дорнах.

Измотанная многодневным полетом, стая опустилась на черный песок, намытый темными тяжелыми волнами прилива; за узкой прибрежной полосой сразу же начинались вечные ледники, круто уходившие вверх, к огненной глотке вулканического кратера. По нижним склонам горы кое-где пробивались тонкие прямые деревца, торчали пучки какой-то жесткой травы; над плавающими вблизи берега льдинами метались немногочисленные морские птицы — вот и все признаки жизни в этом бесплодном, освещенном тусклыми, цвета запекшейся крови, лучами почти не выглядывающего из-за облаков солнца.

Сандру передернуло. Уэйс с ужасом заметил, как она успела исхудать. А теперь, когда наступала последняя стадия их отчаянных усилий — и жизни скорее всего тоже, — она вообще перестанет питаться.

Девушка поплотнее закуталась в грубую, дурно пахнущую куртку; выбившаяся прядь светло-золотистых, как у сказочной принцессы, волос потерянно трепетала на фоне черного базальтового обрыва. А вокруг сидели, расхаживали, хлопали крыльями десять тысяч разъяренных драконов; за свистом, гортанными звуками нечеловеческой речи, пушечными ударами перепончатых крыльев не было слышно даже неустанного воя ветра. Трогательным, почти детским движением Сандра потерла слипающиеся глаза, и Уэйс увидел, что эти совсем недавно прекрасные руки сочатся кровью после многодневного цепляния за сетку, что она валится с ног от усталости.

Сердце его болезненно сжалось, он сделал шаг вперед, но первым рядом с Сандрой оказался Николас ван Рийн, пузатый и сальный.

— Ну вот мы и здесь, — ободряюще пророкотал он. — Ей-же-ей, скоро я доставлю вас домой, а там сразу — в горячую ванну. Всеблагой святой Дисмас, я же чую тебя, чую за три километра против ветра.

И леди Сандра Тамарин, наследница Великого Герцогства Гермесского, отблагодарила его слабым подобием улыбки.

— Если бы мне только чуть-чуть отдохнуть, — прошептала она.

— Ja, ja, понятно. — Ван Рийн сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. — Ты, там, — крикнул он удивленно оглянувшемуся Тролвену. — Найди пещеру или еще что, куда можно бы ее запихнуть.

— Я? — встал на дыбы командор. — У меня на