Шрифт:
Закладка:
Это был он, проходил мимо ворот.
Он не смотрел на нее, не оборачивался, продолжал идти вперёд. Не могло было никакой другой причины, чтобы он был здесь. Три раза за три дня? Вонс в Норуолке, заправка в Сенчури-Сити, теперь центр Лос-Анджелеса?
Он преследовал её.
Мужчина был моложавым — где-то между двадцатью и тридцатью годами, как ей показалось, — чисто выбритым, с короткими волосами и довольно хорошо одетым: джинсы, теннисные туфли, рабочая рубашка из шамбре. Тем не менее в нем витало ощущение какой-то изношенности, неопределенности, казалось, что-то в нем было не в порядке, что он только притворяется обычным парнем.
Хелен поспешила внутрь здания, быстро проинформировала охрану и наблюдала из-за зеркальных окон, как Джей Си и его помощник Элвин пересекли стоянку, вышли на тротуар и разделились, чтобы прочесать противоположные стороны квартала. Они не нашли его, но когда вернулись, она попросила их отмотать запись с камеры наблюдения периметра. Она указала на мужчину, когда он проходил перед камерой. Джей Си остановил пленку и внимательно посмотрел на экран.
— У него что-то в правой руке, — сказал начальник службы безопасности. — Видите? Трудно сказать, нож это или нет, но мне кажется, что да. Думаю, у вас серьезные проблемы, мисс Питерс.
Потрясенная, она вернулась к своему столу. Джей Си сообщил об этом инциденте в полицию, сделал копию видеозаписи и велел Элвину, когда она будет уходить с работы в пять, вывести её из здания и сопроводить через темную парковку к машине.
Когда она вернулась домой, мужчина стоял через дорогу напротив её дуплекса.[23]
Он действительно сжимал что-то похожее на нож, и первое, что она сделала, вбежав внутрь здания и заперев дверь, — вызвала полицию. её сердце колотилось так сильно, что она чувствовала пульсацию в горле. её голос звучал истерично, когда она выпалила полицейскому диспетчеру, что её преследуют и что она только что видела мужчину, стоящего на другой стороне улицы напротив её дома.
Диспетчер хотел, чтобы она оставалась на линии, но, несмотря на то, что Хелен находилась в кухонной нише и её не было видно ни из одного окна, она все ещё чувствовала себя уязвимой. Поэтому она пошла на компромисс и оставила телефон на кухонном столе, а сама вернулась в гостиную, чтобы задернуть шторы.
Он исчез, когда она выглянула наружу, но от этого все равно не чувствовала себя в безопасности. Она описала его, как могла, прибывшим несколько минут спустя полицейским на двух патрульных машинах. Они проверили передний двор, задний двор, крышу и подвал дуплекса, а также дворы соседних домов. Испуганная пожилая пара, жившая в задней части здания, позволила двум офицерам искать любые признаки нарушителя на их половине дуплекса. ещё одна патрульная машина патрулировала окрестности, медленно курсируя вверх и вниз по кварталу.
Хелен попыталась вспомнить что-нибудь такое, что она могла написать и так разозлить человека, что он начал её преследовать, но ничего не придумала. Кроме того, психически больным не нужна рациональная причина для их поведения, поэтому искать логическую причину бессмысленно. Может ему не понравился цвет её волос. А может, он любил цвет её волос. Или, может быть, она водила не ту машину, или неправильно посмотрела на него в толпе. Сумасшествие не нуждалось в оправдании.
— Есть кто-нибудь, у кого бы вы могли остановиться на ночь или кто может побыть с вами дома? — спросил сержант Хансон, старший офицер.
Хелен покачала головой.
— Со мной все будет нормально.
— Ладно, мы будем патрулировать окрестности. У нас нет людей, чтобы поставить кого-то перед вашим домом, тем более, когда этот парень ещё ничего не сделал, но будьте уверены, мы будем следить. Заприте двери и окна и позвоните нам, если увидите или услышите что-нибудь подозрительное.
Он протянул ей визитную карточку.
— Вот мой номер, позвоните, если у вас появятся какие-нибудь идеи или узнаете что-нибудь новое. Но если увидите его снова, не звоните мне, звоните 911. К вам немедленно кого-нибудь пришлют.
На следующий день его нигде не было видно, хотя половина редакции «Таймс» была начеку. Один из обозревателей правых партий предложил ей купить пистолет и носить его в сумочке, но эта идея напугала её даже больше, чем преследователь. Стив Ленц, который работал в полицейском участке, попросил об одолжении и завел её к художнику, который нарисовал, на её взгляд, пугающе точный портрет мужчины, основанный на её описании. Несмотря на это, к концу дня не произошло даже предварительного опознания.
Она нервничала, возвращаясь домой. Не желая беспокоить свою сестру, Хелен даже не рассказала ей о вчерашнем инциденте, но она рассматривала вариант поехать в дом Тины и провести там ночь. В конце концов она вернулась в свой район, несколько раз объехала квартал, чтобы убедиться, что нет ничего необычного или подозрительного, и свернула на подъездную дорожку. Выключила зажигание и выглянула в окно. Она не видела его, но это не означало, что он не прятался за кустами или где-нибудь ещё. Она убедилась, что достала именно ключи от дома и взяла их в руку, прежде чем выйти из машины. Захлопнув и заперев дверцу «Тойоты», она побежала через лужайку.
От её входной двери отделилась тень.
Это был он.
Он двинулся к ней пугающе быстрым шагом, и теперь она могла видеть, что было у него в руке, не нож, а грязная зубная щетка. Приблизившись, он улыбнулся ей.
— Мне нужно почистить твои зубы, — сказал он.
Она побежала, крича, ноги несли её через лужайку, через тротуар, на улицу, молясь Богу, чтобы кто-то в одном из соседних домов услышал её и догадался вызвать полицию. Она не ожидала никакой помощи, не ожидала, что кто-нибудь из соседей придет ей на помощь, но когда она мчалась по центру дороги, крича во все горло, бессловесным криком страха и отчаяния, который эхом отражался от стен домов и гаражей, она надеялась, что сумасшедший позади нее испугается возможности быть пойманным.
Но она не была глупой, не походила на тех идиотских киногероев, которые замедляют шаг, чтобы оглянуться на бегу. Она продолжала смотреть вперёд, петляя между двумя припаркованными машинами, перепрыгивая через бордюр на тротуар и бросаясь за угол в конце квартала.
Она вспомнила старую детскую песенку, которой научила её мать, монотонную декламацию, которую она
