Кто писалъ эти доносы, мы никакъ не могли разъузнать. Однажды предъ вечеромъ, сидѣла я подъ этой самой вербою, и что-то шила. Вдругъ услышала я у себя за спиною шелестъ. Я повернула голову и увидѣла молодаго блѣднаго еврея, смиренно и застѣнчиво на меня смотрѣвшаго. «Что вамъ угодно?» спросила я его, поднимаясь съ мѣста. — «Лена» сказалъ онъ, опустивъ глаза, «я желаю вамъ и отцу вашему добра». — Голосъ молодаго человѣка дрожалъ. Я внимательнѣе посмотрѣла на него. Лицо его показалось мнѣ добрымъ и честнымъ. «Кто вы?» спросила я его. — «Все равно. Вы меня не знаете. Поведите меня къ отцу. Я имѣю ему сообщить важное извѣстіе». Я его пригласила въ домъ. Онъ долго разговаривалъ съ отцомъ наединѣ, въ его комнатѣ. Когда я ихъ послѣ разговора увидѣла вмѣстѣ, то отецъ пожималъ руки незнакомца и искренно благодарилъ, называя его нашимъ спасителемъ. «Лена, сказалъ мнѣ отецъ, этотъ молодой человѣкъ спасъ насъ отъ бѣды. Помни, что мы ему обязаны нашей свободой и честью. Онъ всегда долженъ быть нашимъ дорогимъ другомъ, гостемъ». Я пожала его руки и спросила о его имени. И дѣйствительно онъ спасъ насъ отъ страшной опасности. Враги отца, два-три негодяя изъ колонистовъ, подсунули подъ соломенную крышу нашей избы пачку какихъ-то фальшивыхъ ассигнацій и донесли въ то же время полиціи, что отецъ мой промышляетъ этимъ товаромъ, и потому такъ быстро и загадочно богатѣетъ. Но этотъ молодой еврей, общественный писарь сосѣднаго города, узнавъ какъ-то случайно объ этой интригѣ, предупредилъ отца до наѣзда полиціи. Подсунутую пачку вытащили изъ-подъ крыши и сожгли. На другой день налетѣла полиція, обшарила весь домъ и дворъ, перевернула все наше хозяйство вверхъ дномъ, но ничего, конечно, не отыскала и уѣхала ни съ чѣмъ. Недѣли двѣ я не видѣла нашего друга. Сознаюсь, онъ мнѣ очень понравился… Опять, какъ въ первый разъ, онъ неожиданно явился предо мною на этомъ же самомъ мѣстѣ. Я испугалась при его внезапномъ появленіи. «Опять несчастіе?» вскрикнула я Онъ безъ моего приглашенія опустился на траву возлѣ меня. «Да, Лена, опять несчастіе! Только не для васъ, а для меня…» «Что съ вами случилось?» встревожилась я. — «Лена! я безъ васъ жить не могу», произнесъ онъ отчаяннымъ голосомъ. Я убѣжала отъ него и перестала приходить сюда. Между тѣмъ сердце влекло меня къ нему. Я все разсказала отцу и брату. Отецъ взялся короче поразвѣдать объ этомъ человѣкѣ. Видя, что отецъ и братъ не прочь отъ этого союза, я перестала бороться съ самой собою и вся отдалась моему счастію. Іуда пріѣзжалъ очень часто къ сестрѣ своей, жившей въ колоніи, и оставался по цѣлымъ недѣлямъ. Мы видѣлись почти каждый день. Никогда я не буду такъ счастлива, какъ въ эти дни. Съ каждымъ свиданіемъ я все болѣе и болѣе убѣждалась въ его умѣ, добротѣ и безграничной любви ко мнѣ. Онъ клялся бросить свое писарское ремесло, пристать къ намъ и посвятить себя земледѣлію. Какая счастливая будущность представлялась мнѣ, въ кругу отца, брата и горячо-любимаго мужа! Мы съ Юліаномъ (такъ называла я Іуду) въ скорости были уже женихомъ и невѣстой. Но однажды отецъ, возвратившись изъ города, гдѣ онъ прожилъ болѣе недѣли, былъ необыкновенно угрюмъ и пасмуренъ. «Что случилось съ вами, отецъ?» встревожились я и братъ. — «Лена, сказалъ грустно отецъ, обнявъ меня — Лена, я люблю тебя больше жизни. Юліанъ… не можетъ быть твоимъ». Я упала бы, еслибъ братъ не поддержалъ меня. «Что это значитъ?», вскрикнулъ братъ, приводя меня въ чувство. — «Я все узналъ… угрюмо произнесъ отецъ. — Іуда — кагальный писарь, скверный человѣкъ, негодяй и доносчикъ! Вотъ почему онъ до сихъ поръ не могъ жениться и остался холостымъ до двадцати-пяти лѣтъ; ни одно порядочное еврейское семейство не желаетъ вступить съ нимъ въ родство». Я возмутилась противъ оскорбительныхъ словъ отца до того, что не могла произнести ни одного слова; я только горько зарыдала. Братъ возмутился не менѣе моего: «Вы вѣрите тѣмъ… упрекнулъ онъ отца. — Спросите ихъ мнѣніе о насъ: они насъ величаютъ трафниками, безбожниками и самыми вредными людьми. Неужели и это правда?» Цѣлыхъ два мѣсяца прошло въ борьбѣ между мною и отцомъ. Братъ былъ на моей сторонѣ. Отецъ уступилъ. Насъ обвѣнчали въ городѣ, и я осталась съ мужемъ погостить у его матери. Обстановка была противная, грязная, нищенская, но горячая любовь мужа вознаграждала меня за все. Недѣли чрезъ двѣ послѣ нашей свадьбы, Юліянъ прибѣжалъ однажды домой, сіяя отъ радости. «Леночка, крикнулъ онъ еще издали — какое счастіе! Ты получила богатство!» Въ самомъ дѣлѣ, я получила въ наслѣдство отъ моей тетки, умершей въ Швейцаріи, тысячи двѣ талеровъ. Наслѣдство это было выслано чрезъ консула къ губернатору для передачи мнѣ. Надобно было отправиться въ губернскій городъ, куда я вызывалась полиціей, но Юліанъ нашелъ эту поѣздку затруднительною и неудобною для меня; онъ отправилъ меня къ отцу, изготовивъ какія-то бумаги, которыя я подписала понѣмецки, не зная ихъ содержанія. Юліанъ уѣхалъ въ губернскій городъ одинъ. Мое небольшое приданое, подаренное мнѣ отцомъ, онъ тоже захватилъ съ собою, чтобы помѣстить его въ благонадежныя руки….

Лена замолчала и закрыла глаза руками.

— Что-же? не вытерпѣлъ я.

— Юліанъ уѣхалъ… получилъ мои деньги и…. пропалъ безъ вѣсти.

— И вы до сихъ поръ не перестаете любить вашего Юліана?

— О, нѣтъ. Я презираю и ненавижу его. Отецъ мой былъ правъ. Мы потомъ уже узнали, что всѣ допосы на отца писалъ онъ же самъ съ вѣдома своего шурина и сестры; что фальшивые билеты они же сами къ намъ подбросили; что они же на насъ донесли, а Юліанъ насъ спасъ собственно для того, чтобы вкрасться къ намъ въ довѣріе. Онъ узналъ о моемъ наслѣдствѣ, притворился влюбленнымъ, чтобы вѣрнѣе овладѣть моимъ состояніемъ.

— И отецъ вашъ не преслѣдовалъ негодяя?

— Гдѣ-же отыскивать прикажете?

— Но вѣдь его сестра тутъ же въ колоніи живетъ?

— Я съ отцомъ разъ отправилась къ сестрѣ его. Она, завидѣвъ насъ издали, выбѣжала къ цамъ на встрѣчу. При видѣ ея, я не могла удержаться отъ слезъ. «Плачь, плачь, безбожница! Вотъ тебѣ за то, что ты увлекла моего бѣднаго брата въ вашу проклятую семью. И ты думала, что честный еврей можетъ быть мужемъ дочеря херемника[76]?» Сказавъ это, она вбѣжала въ избу и хлопнула за собою дверью. Отецъ обращался и въ полицію, и къ смотрителю, но напрасно.

Въ эту минуту раздался голосъ старика Якоба, звавшаго дочь. Мы незамѣтно пробесѣдовали до заката солнца. Старикъ пытливо взглянулъ намъ глаза, когда мы вошли въ избу.