и правду. Все было охвачено бежавшими с фронта разнузданными бандами без дисциплины и субординации. Все признаки анархии были налицо. Только в казачьих землях сохранился еще какой-то порядок, который власть на местах изо всех сил старалась поддерживать, но это ей не вполне удавалось, так как и сюда проникали матросы и солдаты, бегущие с фронта.

По примеру Дона Кубань тоже старалась организовать самозащиту. Задача эта была тяжелая и неблагодарная. Приходилось сдерживать натиск прибывающих в богатые казачьи области большевиков сразу по нескольким направлениям. Создавались особые отряды добровольцев. И я вступил в один из таких отрядов, возглавляемый Генерального штаба полковником Лесевицким.

Начало формирования этого отряда относится к середине декабря 1917 года, формирование его шло в здании Екатеринодарского Епархиального училища. Сюда направлялись офицеры, приезжавшие из разных мест. Формирование шло медленно, к 20-м числам января 1918 года достигло всего двух сводных офицерских рот; одной батареи четырехорудийного состава (для которой не всегда имелись снаряды); инженерной роты численностью до 160 человек (формировал капитан Бершов) и присоединившихся из разных станиц казаков старшего возраста, численность которых колебалась от ста до двухсот человек, смотря по успешности операций отряда.

Во всем отряде офицерство было молодое – от прапорщика до поручика, и большое количество учащейся молодежи – кадет, реалистов, гимназистов – от 14 до 20 лет. Эта молодежь была большой поддержкой всего отряда. Именно ей отряд обязан неоднократной успешной подготовкой своих удачных операций. Пользуясь своим юным возрастом, эта молодежь шла в самые рискованные разведки и прокладывала телефоны на самых опасных участках. Их прозвали «дипломатами». Кто, при каких обстоятельствах и когда дал им это прозвище, так и не удалось установить. Скорее всего, назвали их так за то, что это был самый смелый, изворотливый и богатый на невероятные ухищрения народ. Например, они узнают утром, что из-за боев не удалось подвезти продовольствие для отряда. Моментально свободные от наряда мальчики (разумеется, с разрешения начальства) отправляются к населению с «дипломатическими переговорами» (может быть, тут и установилось за ними название «дипломат»), отправляются в те места, где их хорошо знают, и «по знакомству» получают от сердобольных хозяек молоко, сало, хлеб. Получают в таком количестве, что его всегда хватало не только на них самих, но и на штаб, и на всю роту, которая благодаря им никогда не оставалась голодной. Жители окрестных станиц и хуторов относились к «дипломатам» сердечно; называли их одним именем «кадеты» (действительно, среди них было очень много кадет старших классов. Владикавказский кадетский корпус «опустел» с началом самообороны) и просили: «Вы, родненькие, защитите нас от красных!»

Больше всего «дипломатов» было в инженерной роте, а 4-й взвод – телефонно-телеграфной связи – почти поголовно состоял из них. Службу несли они аккуратно: строевые занятия любили; с винтовкой обращались «осторожно», так как часто она была не по их силам. (Приноравливаясь, они додумались и тут: укорачивали ее ствол, отчего она становилась легче, но теряла свою меткость.) Когда от инженерной роты для действующей батареи просили подкрепление (одно или два отделения), всегда находилось человек 10 «охотников». Но далеко не всегда была спокойной работа этих самоотверженных мальчиков. Их отцы и матери жаловались Кубанскому атаману на то, что в отрядах находится много детей, которых начальники «задерживают». Родители вполне резонно заявляли, что нельзя на детях строить оборону столицы Кубанской области, что дети должны учиться, а охранять должны взрослые.

Кубанский атаман безотлагательно принимал меры. В отряд летели строгие приказы: «Немедленно вернуть всех детей родителям». Неисполнение этого приказа влекло за собой строгое наказание – вплоть до отрешения от командования отрядом. «Дипломаты» о таких приказах узнавали раньше, чем командир инженерной роты генерал Хабалов[154], и спешили скрыться с глаз начальства. О тех же, которые в это время несли службу связи, я доносил генералу Хабалову: «Когда придет им смена, я пошлю их в штаб роты, так как связи с начальниками отрядов я прерывать не буду ни под каким приказом».

С большим трудом удалось собрать 30 человек самых молодых «дипломатов» для отправки к родителям. По приезде на станцию Екатеринодар у каждого «дипломата» оказалась какая-либо «нужда», и они стали отпрашиваться «на минутку». Ничего не подозревавшие офицеры дали им разрешение, приказав, «чтобы через 15 минут все явились». Офицеры прождали до самого вечера. Ни один «дипломат» не явился. Пришлось заявить об этом коменданту станции. Был составлен акт. Так как оба офицера были екатеринодарцы, они воспользовались случаем побывать дома, выспаться, а ранним утренним поездом вернулись в отряд. Там они доложили о случившемся командиру роты генералу Хабалову. Генерал Хабалов развел руками и сказал: «Дети, вероятно, разошлись по домам». Он не знал еще, что еще вчера все без исключения «дипломаты» вернулись обратно в отряд. На заданный мною вопрос: «Почему вы вернулись?» – последовал твердый ответ: «Дома нам разрешили!» Разумеется, я им не поверил, но так как они были очень нужный элемент в отряде и без них всякая связь с отдельными ротами и частями прекращалась, то пришлось сделать вид, что им верят. Узнав о возвращении «дипломатов» в отряд, генерал Хабалов сказал, прослезившись: «Вот кто действительно хочет спасти Россию!»

Невозвращение домой детей вызвало еще большую тревогу и жалобы родителей войсковому атаману, и он назначил комиссию для выяснения этого факта. В наш отряд была назначена комиссия из трех членов, возглавляемая полковником Белым. По приезде в отряд полковник Белый просил разрешения у полковника Лесевицкого лично переговорить с «дипломатами», определить состояние здоровья и как можно скоре вернуть их домой. На передовые позиции он не поехал, а на запрос оттуда начальники отрядов ответили, что у них никаких «дипломатов» нет. Так как списков в отряде не велось, то приходилось им верить на слово. Инженерная рота, состоявшая при штабе (в особенности это был взвод связи) то и дело шныряла мимо полковника Белого (по большей части это и были «дипломаты»). Полковник Белый заинтересовался ими и, когда узнал, что все они из инженерной роты, приказал им явиться на станцию.

Исполняя приказание, я построил их и скомандовал: «Смирно!» (Оказалось 60 человек свободных от наряда.) Хорошо построенные «дипломаты», их бравый вид, задорные искрящиеся глаза, все обращенные на полковника Б., произвели впечатление, и он невольно воскликнул: «Здорово, молодцы!» – «Рады стараться, господин полковник!» – был ответ. Подойдя к самому юному из них, полковник спросил: «Сколько тебе лет?» – «Восемнадцать, господин полковник!» – ответил тот искусственным басом. Полковник покачал в сомнении головой, спросил его фамилию и записал ее. И дальше, как ни странно, моложе 18 лет никого не оказалось. Особенно «подозрительных» полковник записывал