Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Историческая проза » Том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице - Анна Александровна Караваева

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 ... 150
Перейти на страницу:
Игнашка-просвирник вздохнул, горько и зло усмехнулся желтым костистым лицом:

— Эх, мужик горе в реке топил, а все не избыл. Докуль, народушко, по душу твою будут ходить?

— Засечем дорогу ляхам! — рокотал могучий бас Ивана Суеты. — Засечем дорогу ляхам, выслышим, выглядим, где они подкоп ведут…

— Бери лопаты, бери лопаты! — кричал какой-то бойкий служка. — Вона, несут!

Данила Селевин начал раздавать лопаты среди кипучего шума голосов.

Но в этот шум все слышнее стали вторгаться чьи-то завыванья и крики, будто на похоронах:

— Ой, горе нам, горе!

— Погибель, погибель наша-а!

— Не мочно боле робить!

— Брюха голодные-е-е, сами холодные-е-е!

— Беда грядет, беда неминучая!

Федор вскочил на могильный камень, замахал островерхой пушкарской шапкой:

— Кыш вы, худоумцы!..

Но его перебил кликушечий визг — толстая баба, накрывшись овчиной, топталась и стонала, как опоенная медведица.

— Ой-ой, горе на-ам!

Данила Селевин подобрался к ней и обхватил ее широкие плечи.

— Слушай, баба… Уж коли неможется, поди в больнишну избу, а народ не смущай…

Кликуша вдруг сильно и ловко толкнула его в грудь. Овчинный тулупчик упал в грязь — и встрепанная голова Варвары-золотошвеи глянула на всех ошалело-злобными глазами и исчезла в толпе.

Данила было рванулся за ней — и тут увидел черную бородку брата Оськи.

— А-а! — понимающе крикнул Данила и схватил Осипа за шиворот. — Чую, тут ваших дружков дело!..

— Пус-ти! — прохрипел Оська, а его дружки — посадские торгаши, прасолы, беспутные кабацкие гулебщики — засвистели по-разбойному:

— Ге-ей! Стрельцы безоружных бьют! A-а! О-о!..

— Принимайте-ка вопленника сего! — крикнул Данила, бросив Оську под ноги людям с лопатами на плечах. И только тут он понял, что давно жаждал унизить этого человека, который обокрал его жизнь, «яко тать в нощи».

Осип вскочил на ноги, яростно бранясь. Но Федор Шилов сунул ему в руку лопату и сурово сказал:

— На-кось, покопай. Не все лакомой кусок, — поробь-ко с нами, пострадай…

Оську Селевина с лопатой встретили с ехидным смехом и прибаутками — многие троицкие служки уже давно точили зубы на этого монастырского любимчика за его спесь, удачливость, за то, что Оська безнаказанно помыкал ими.

— И-их, какой боярин с нами вровень идет!

— Не брезгует, подай ему господь да сорок мучеников!

— Раздайся, народ, лихого работничка пропусти!..

Инок Софроний, в миру боярин Пинегин, должен был посторониться перед шумной гурьбой троицких служек, что с лопатами и корзинами шли к Каличьей башне. Один служка, молодой парень с бойкими глазами, проходя, толкнул инока Софрония. Тот было взревел по-боярски:

— Куды прешь, холоп? — и кленовым своим посошком ударил служку по спине. Но тут же инок Софроний почувствовал, что кленовой посошок мягко, словно ветром, выхватило из рук.

— Худо иночествуешь, боярин, худо ангельской чин блюдешь! — с грозной усмешкой сказал большеглазый пушкарь и, как соломинку, сломал о колено иноческий посох с серебряным набалдашником.

У боярина дух захватило от бешенства, ноги пристыли к земле.

А Федор Шилов несколько минут смотрел на куски дерева в руках — и казалось ему: то расправился он с прошлой своей немилосердной и вероломной судьбой. Если бы инок Софроний, бывший боярин Пинегин, брат его заклятого врага, даже лежал бы здесь поверженным насмерть, Федор Шилов чувствовал бы себя не более гордым, чем сейчас.

— Сойди-ко с пути, боярин, — сказал Федор, бросил обломки наземь и повел своих лопатоносцев дальше.

Проходя мимо Каличьей башни, землекопы приостановились, чтобы послать проклятие «языку» из вражеского стана.

Пан ротмистр Брушевский в ужасе и злобе прятался за выступом окна. Он опять видел лица, искаженные ненавистью, слышал крики, похожие на рычание, — будь он внизу, люди своими лопатами изрубили бы его!

В небольшое отверстие, величиной в кулак, которое он еще вчера своим кольцом-печаткой провертел в слюдяном оконце, пан Брушевский глядел вслед землекопам, которые несли свои лопаты, как копья. И — вдруг пан Брушевский даже поперхнулся от неожиданности: кто-то чернявый, без шапки, приотстал на секунду и кивнул явно в его сторону. Неужели в этой осажденной крепости у него есть друзья?

Он припал к решетке, глотая холодный сырой ветер.

Землекопы уже начали копать. Чернявый без шапки был хорошо виден ему.

Великан с рыже-золотыми волосами в стрелецком кафтане подошел к чернявому и повелительно толкнул его в спину. Чернявый, начав копать, опять оглянулся и кивнул в сторону башни, как бы показывая пану Брушевскому: смотри, как со мной обращаются…

Пан Брушевский задрожал от радости: а вдруг он уже нашел человека, который примет польское золото и распахнет крепостные ворота? А если так…

Пан Брушевский мгновенно вообразил, как он, рядом с ясновельможными полководцами, Сапегой и Лисовским, тоже верхом, подбоченясь на бархатном, затканном золотом седле, въезжает в крепостные ворота. Конечно, никто в Европе не должен знать, что ворота открыты каким-то подкупленным русским хлопом, — нет, победа должна сверкать, как бриллиант на нежной шейке панны Марильци. От продажного хлопа, как от всякого, кто знает слишком много, избавиться можно в тот же вечер: искусный удар кинжалом из-за угла или добрая чарка вина довершит дело… Но какая же это будет потеха, когда трепещущие русские воеводы, архимандриты и монахи, эти жадные скупердяи, поднесут победителям ключи от всех сокровищ, накопленных за целые столетья!.. Но тут пан ротмистр вспомнил, что сейчас на нем рваный, запачканный кровью кунтуш, а мешочек с червонцами у него вытащили во время первого допроса — значит, на подкуп у него ничего не осталось. Взгляд пана ротмистра вдруг упал на массивный перстень-печатку. Он снял его с пальца. Большой индийский изумруд нежно засверкал в скупом свете осеннего дня.

О, на это кольцо можно купить целую деревню, — значит, есть чем подманить чернявого!

Пан ротмистр опять размечтался, как мальчишка, и победа опять показалась ему доступной, как прелестница в кабачке. Он жадно приник к решетке и упорно, злобясь и пламенея, смотрел в спину чернявому: «Оглянись же, ну, оглянись же, дурак, простофиля!»

Когда чернявый наконец оглянулся, пан Брушевский быстро высунул руку и помахал ею, как флагом. Чернявый украдкой тоже помахал рукой.

Пан Брушевский только хотел было махнуть чернявому еще раз, как дверь, лязгнув, открылась. Он понял, что это опять пришли за ним, завыл по-заячьи, упал на пол, трепещущими руками обнял чьи-то беспощадные ноги в грубых сапогах, густо пропахших дегтем. Перед ним стоял лохматый Диомид, бывший «инок кабацкой», а ныне надсмотрщик и помощник «пытошных дел» в Каличьей башне.

Осип Селевин, отложив лопату, пошел к братскому котлу, веселый, хитрый, себе на уме. Он шел, даже приплясывая потихоньку.

«Ведай лишь рубаха моя да подоплека, что я удумал!» — бормотал он одними губами.

1 ... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 ... 150
Перейти на страницу: