– Посмотри, какое у тебя недоброе лицо. Даже голос, которым ты разговариваешь с детьми, режет слух.

Я, правда, показалась себе нехороша. И вдруг с ужасом подумала, что больна психически, не даром же прыгала с балкона и чуть не рехнулась после смерти Дона.

– Ты совершенно здорова, – успокоил муж. – Просто долго жила в напряжении, а потом со спущенными тормозами, и разучилась собой управлять.

Слова отрезвили. Чувствуя приступ злости, я пытаюсь держать себя в руках, но обыденность продолжает тяготить. Казалось, безумный мир, сверкающий всполохами и раздираемый противоречиями, куда-то несётся, а я стою на месте, словно ленивый гаишник.

Когда-то давно произошёл разговор с Доном.

– Ты неправильно живёшь, беспорядочно, – говорила я ему, – мечешься, не закрепляешь успех, отказываешься от нужных знакомств. Один скрипичный долбёж, приятели, карты и бабы. В конце концов, есть же правила.

– А насколько умны те, кто правила пишут? – В вопросе звучал сарказм. – И живут ли они по этим правилам сами? Сомневаюсь. Правила нужны для быдла, а творческой личности границы противопоказаны. Хочешь, чтобы я сделался благоразумным? Но тогда я перестану быть артистом, человеком, интересным другим.

На поверку правильная жизнь действительно выглядит унылой и банальной. Шутливо спрашиваю Кирилла:

– Почему ты мне не изменяешь? Даже скучно как-то. Я могла бы ревновать.

Он отвечает, не раздумывая, словно готовился заранее:

– Тебе и номер телефона назвать?

Теряюсь от неожиданности:

– Пожалуй.

Он полистал записную книжку и назвал. Обалдеть! Вот гад! Все они одинаковые. Меня трясёт.

– Ты же клялся, что любишь только меня!

Он машет рукой.

– Так получилось. Настроение нашло, хоть в воду…

Говорю подозрительно:

– Что-то не замечала.

– Потому что сама не умеешь любить. Это случилось один раз, участвовало только тело и то механически.

Мне не хватает слов.

– Но тело – как-то тоже… всё-таки… Наверняка были прелюдии. Чтобы совсем без чувств… сомнительно.

– Именно так, без чувств.

Он умел разговаривать с идиотками. Когда моё лицо исказила плаксивая гримаса, раскаяно обнял:

– Прости – это медицинский приём. Впредь не станешь так легко играть крамольными мыслями.

Пытаюсь сопротивляться:

– А телефон?

– Первый попавшийся. Можешь убедиться.

Я поверила. Сама когда-то «разыграла» Дона и жестоко поплатилась. Но сказанные Кириллом в вгорячах слова «не умеешь любить» задели. Потом успокоилась. Не любя, нельзя чувствовать себя счастливой, но можно обманываться, что любишь. Лучше с иллюзиями, чем совсем без них. Однако нужны общие с мужем интересы. Поразмыслив, я решила заняться психологией. Первым мне попался внушительный том Ломброзо, соблазнив названием «Женщина преступница или проститутка» и навсегда отбив охоту к этой науке. Возможность сблизить позиции проехала мимо. Больше в медицинские вопросы я не лезла, хватит с меня скрипки. Да Кирилл и не требовал, что существенно отличало его от Дона, вот только не соображу в какую сторону – лучшую или худшую.

Необходимость в смене состояний копится терпеливо, а разрешается неожиданно. Меня снедало желание проверить на прочность семейную гармонию, а может, это была просто тяга к бунту в пробирке. Роль подопытного досталась редактору ростовского литературного журнала «Дон», направленного к нам в издательство на стажировку. После нескольких недель общения, когда муж вечером дежурил, я поехала к ростовчанину в дешёвую гостиницу, где-то в спальном районе, на отшибе. Он встретил меня тощим букетиком тюльпанов и мало убедительным объяснением в любви. Кроме знакомства с новым, неясным мне телом, ничего утешительного из этой одноактной пьесы я не вынесла. Напротив, после чужих поцелуев во рту остался привкус неопределяемой дряни.

Вернувшись домой, поставила тюльпаны в воду – цветы же не виноваты – и набрала телефон гостиницы:

– Мы больше не будем встречаться.

Командированный спросил разочарованно:

– Что случилось?

– Не звони мне никогда. Ясно?

– Какая муха тебя укусила?

Я вспомнила Бориса, с его «мухой», и чуть не расхохоталась.

– Це-це.

И повесила трубку. Случайные мужчины, даже не лукавые и открытые, наполнить новым смыслом мою нынешнюю обыденность не способны. Кирилл сделался ближе. Сравнений с первым мужем они тем более не выдерживали. Дон занимал слишком большую часть пространства, где жил сам, со своими достижениями, неудачами, реальными чувствами и фантазиями. Он никого туда не пускал, даже меня, и должна признаться, что не знала его, как теперь знаю Кирилла, хотя и этот отворился не полностью.

Звоню Тине:

– У меня тоска смертная. Скучно жить.

– Если скучно, значит есть силы. Мне скучать некогда: пью таблетки, сама себе делаю уколы и мечтаю хоть полночи поспать без боли.

Успокоила. Но, как всегда, права. Причём здесь адюльтеры? Надо раз и навсегда выкинуть эту глупую мысль из головы. Забыть и закопать.

Хорошие намерения живут недолго, а желание всегда изыщет лазейку. В который раз убеждаюсь, что судьба бежит впереди лошади: меня ждала встреча с Сигурдом.

10–16 сентября.

Совершенно выбита из колеи, даже забываю отмечать дни в календаре. Уму непостижимо: Нина набралась смелости и привела в дом женщину с семилетним внуком! Тоже из Кишинёва, но русские.

Ире за пятьдесят, когда-то закончила педучилище и работала воспитательницей в детском саду. Курносенькая, симпатичная, но уже растерявшая женскую прелесть на колдобинах судьбы, сутулится и при ходьбе тянет шею вперёд. С бывшим мужем-военным давно развелась, беременную дочь бросил любовник. Когда Союз развалился, женщины вмиг стали иностранками, всячески притесняемыми местными властями и даже соседями-молдаванами. Устав от национализма и неопределённости, всё продали и рванули в Россию, а отечество как отчим: надо долго жить и работать, чтобы доказать, что ты гражданин государства, в котором родился. Вот перед Депардье, толстым и богатым, отчим расшаркался. Зная по-русски два слова: «здравствуйте», «спасибо», и одну фразу – «пошёл в жопу», актёр, пусть и замечательный, возжелал иметь российский паспорт. И тут же его получил. А простые русские по нескольку лет ждут квоты. Без прописки на работу берут лишь временно и платят гроши, пенсия «негражданам» тоже не полагается. Чем тут Россия лучше Прибалтики? Каждые три месяца претенденты вынуждены пересекать границу, чтобы продлить право ждать участи на родине.

Законодательство постоянно меняется и не в лучшую сторону. Власть сокрушается по поводу отрицательной демографии и одновременно мурыжит миллионы соотечественников, разбросанных по бывшим республикам. Встать бы перед ними на колени и возопить: вернитесь, слёзно вас просим! Куда там. Пустить всех желающих, да ещё сразу, было бы странно для менталитета наших чиновников, привыкших создавать препятствия и что-то с этого иметь. Грозят, что проблем с расселением не оберёшься, хотя в сельской местности пустых домов, а то и целых вымерших деревень, названия которых даже вычеркнуты из списка,