Шрифт:
Закладка:
В нашей действительности всякий факт, хотя бы и незначительный, содержит в себе великий, революционный смысл. В «Суховее» смысл этот не чувствуется, хотя в пьесе взят факт весьма оригинальный, возможный только в стране, где масса начинает понимать всепобеждающее значение коллективного труда.
Пьеса требует дальнейшей серьезной работы над нею.
Привет.
1167
И. В. ЧЕРНОГОРОВУ
Сентябрь, до 13, 1935, Москва.
Здравствуйте, Иван Васильевич, старый товарищ!
Я очень хорошо помню Вас, красивый Вы тогда были парень, сильный, но — невеселый, задумчивый такой и частенько жаловались, что жить скучно. Предлагали Вам — я и сцепщик, забыл его мудреную фамилию — учиться грамоте, но это дело не пошло. Вы сказали что-то вроде того, что-де «и без грамоты — тошно». А все-таки, когда мы читали книги под пятым фонарем у пакгауза, Вы слушали внимательно.
Помню и случай с кулем подсолнухов. Дело прошлое: я мог бы отнять куль, но казачата пристыдили меня: дескать, ты не собака чужое добро стеречь и за пустяки людей к жандарму тащить. Я отдал им куль, — только бы убирались скорее. Все помню: и беседы наши в час смены, и как сцепщик обличал воровство начальника станции, и как по ночам приходили «жолнерки» из станицы.
Только одну шутку сыграла со мной память: я Вас перенес из Добринки на Крутую Волго-Донской ветки, — это часто бывает, что я перемещаю людей произвольно, как бы вставляя их в ту обстановку, кот[орая] кажется мне наиболее подходящей их характерам.
Очень хотелось бы сделать для Вас что-нибудь. Посылаю немного денег, может, пригодятся.
Будьте здоровы, Иван Васильевич!
1168
А. Н. ЛЕСКОВУ
21 сентября 1935, Москва.
Уважаемый Андрей Николаевич —
письмо Ваше я направил в ИРЛИ с предложением Василию Алексеевичу Десницкому ознакомиться с работой Вашей и способствовать изданию ее.
Намерен хлопотать и об издании избранных сочинений Н[иколая] С[еменовича], чем займусь зимою.
Кстати — сообщаю Вам анекдот о влиянии рассказов H. С. на американцев: несколько лет тому назад в Нью-Йорке был издан том сочинений Н. Лескова с маленьким моим предисловием. Книга быстро разошлась, и, хотя в предисловии было сказано, что автор скончался, издатель прислал письмо с просьбой «сообщить адрес мистера Лескова», необходимый для личных с ним переговоров об издании следующих его работ.
Будьте здоровы.
21. IX. 35.
1169
Л. М. ЛЕОНОВУ
4 октября 1935, Тессели.
Дорогой Леонид Максимович,
прочитал я рукопись, она вызвала у меня впечатление недоработанности материала, недостаточной организованности его. Возможно, что впечатление это создается дефектом развития сюжетной линии. Обычно линия эта развивается в романах, как спираль — восходящая или нисходящая, — а у Вас она идет рывками, точно температура лихорадящего, и, не доходя даже до 38-и, кончается температурой трупа. Иносказание это раскрывается так:
в начале романа выдвинута фигура Курилова. По первым его шагам в романе он показался мне «чекистом». Я, читатель, имею право ожидать, что [мне] будет показан на деле реорганизации ж.-д. транспорта человек исключительно интересный, один из наиболее крупных и скромных «героев нашего времени». Людей этого типа у нас еще не изображали так, как они того заслуживают, а люди эти вне пределов работы своей по охране границ государства, власти пролетариата, жизни вождей его, — организуют социально дефективный человечий материал в силу государственно полезную, строят каналы, строят БАМ, добывают золото на Колыме и т. д., вообще ведут огромную разнообразную работу и попутно на ней перевоспитывают социально опасных в социально полезных. В среде «чекистов» типичны именно эти люди, и вот почему я имею право ждать, что Курилов будет показан именно в работе, что предо мною откроется тайна его «техники» в деле «перековки» лентяев, лодырей, рвачей, жуликов и воров — и прочих паразитов пролетариата. Возможно, что я ошибаюсь. К. — не «чекист». Все равно: Вы показали, как умирает Курилов, а не как работает он. Его заболевание и смерть недостаточно оправданы. Читателю кажется, что Курилов умер потому, что автор не знал, что с ним делать. На развитие сюжетной линии Курилов не действует, оставаясь где-то в стороне от нее. Его выжидательное отношение к Протоклитовым — очень странно и едва ли характерно для людей его профессии. Кстати: у людей с больными почками всегда весьма повышена деятельность половой сферы, и сдержаннее отношение К. к женщинам сомнительно. Братья Протоклитовы знакомы по «Скутаревокому», Похвиснев, Омеличев, женщины — все это люди, которых Вы уже показывали так же четко, — люди, которые воспринимают мир как нечто «ирреальное», но заставляют себя мыслить о нем реалистически, — эквилибристика совершенно бесплодная и, кажется, уже безвредная. Над всей сюжетной линией весьма чувствуется мрачная и злая тень Достоевского. Его мстительное отношение к людям чувствуешь в неожиданных капризных психологических «загибах», свойственных почти всем героям романа. Выступление хирурга Протоклитова на «чистке» брата нелегко понять, особенно после того, как они — Глеб, Илья — поговорили «искренно». Поведение Глеба тоже несколько загадочно. Он — человек умный, расчетливый, хороший работник и хочет жить. Он ясно видит, что назад, к восстановлению индивидуальной собственности, к обществу классовому — дорога закрыта. Он — не трус. И для романа было бы эффектнее, а для него, Глеба, характернее, если б он на чистке объявил: я — вот кто. Вероятно,
