И вот долгожданный момент наконец настал. Все взгляды устремились на большую западную дверь. Мэрион затаила дыхание. На пороге стояла Лилибет.

Принцесса медленно пересекла зал, взяв под руку короля, надевшего парадный мундир с галунами. Мэрион ахнула. Внутри боролись противоречивые чувства — сердце затрепетало от гордости, но душу, точно тяжелым камнем, придавило печалью. Лилибет походила на ослепительной красоты корабль; она плыла по собору, стройная и высокая, точно мачта, а пышные юбки и воздушная вуаль реяли у нее за спиной, будто парус. Она стремилась по красному ковру, распростертому перед ней, словно бескрайнее море, к своему дорогому лейтенанту.

Шелкопряды, оказавшиеся на поверку вовсе не «вражескими», сделали свое дело на славу, — в золотистых отсветах высоких канделябров атласная ткань излучала белоснежное сияние. Юбки были украшены россыпью жемчужин и мелкого хрусталя, выложенных в форме соцветий роз, сирени и жасмина. Норман заявил, что на это платье его вдохновила «Весна» Боттичелли, но Мэрион не заметила никакого сходства между блистательной Лилибет и простоволосой язычницей, изображенной на полотне. Лилибет была куда красивее этой самой ренессансной Весны.

Джордж легонько толкнул ее локтем.

— Дыши!

Мэрион судорожно выдохнула. Чувство у нее было такое, будто она катится вниз с огромной горы.

— А вон Мэгги! — шепнул ей Джордж.

Мэрион с замиранием сердца проводила взглядом младшую принцессу. На той было восхитительное пышное платье из тюля, и она чинно шагала за старшей сестрой в полном одиночестве, высоко вскинув хорошенькую блестящую головку, а следом за ней шли подружки невесты. Ее обособленное положение должно было подчеркнуть статус, но вместе с тем из-за него она казалась покинутой и хрупкой. А ей ведь было всего семнадцать. Как же она теперь будет жить без Лилибет? И как же она, Мэрион, теперь справится с ней? Мысли об этом были самыми что ни на есть безрадостными.

Церемония пронеслась незаметно. Архиепископ Йоркский обвенчал молодых и призвал их к «терпению, пылкому сочувствию и снисходительности» в семейной жизни.

Услышав эти слова, Джордж насмешливо фыркнул.

— И что же это такое им, интересно, придется терпеть? — язвительно поинтересовался он.

«Много чего», — подумала Мэрион, не сводя глаз с нахального красивого лица Филиппа.

Пара обошла алтарь, а когда вернулась, Лилибет так и светилась от счастья. Она заскользила по проходу между рядами и, поравнявшись с родителями, опустилась перед ними в глубоком, изящном реверансе. Воспоминания о ее первом реверансе перед королем в день его вступления на престол нахлынули на Мэрион с несокрушимой силой, и она торопливо достала из кармана платок.

А на улице уже вовсю звонили колокола и радостно кричала толпа, собравшаяся вокруг аббатства. Маргарет вышла из собора в сопровождении Питера Таунсенда, одетого в эффектную летную форму. Младшая принцесса смотрела на своего спутника с таким нескрываемым обожанием, что этот взгляд попросту невозможно было истолковать двусмысленно.

Следом за ней к выходу пошла королева. Поравнявшись с Мэрион, она замедлила шаг и улыбнулась.

— Кажется, она счастлива, Кроуфи, — сказала королева и с тоской посмотрела на Мэрион.

— Прекрасно вас понимаю, мэм, — откликнулась Мэрион, и это была чистейшая правда. — У меня и самой такое чувство, будто я родную дочь потеряла.

Королева отступила на полшага назад и, помолчав с пару секунд, проговорила со своей извечной безмятежной улыбкой:

— Что поделать, Кроуфи. Дети вырастают и вылетают из гнезда — и с этим надо мириться, больше ничего не остается. — С этими словами она направилась к экипажу.

Лилибет с Филиппом уже вышли из собора под бурные аплодисменты толпы и устремились к светлому будущему по залитой солнцем дороге.

Часть четвертая

Ноттингем-коттедж

Глава шестьдесят вторая

Мэрион старательно выпалывала сорняки из лавандовой клумбы. День выдался теплый, кругом слышалось звонкое пение птиц.

Позади нее возвышался домик, построенный из узкого красного кирпича и покрытый черепичной крышей, с красивыми розовыми кустами у самого входа. Дом был точно из сказки, и особенно остро это чувствовалось, когда на поле по соседству паслись белоснежные овечки, а в ветвях вечерами ворковали дикие голуби. Местечко было чудесное — лучше и пожелать нельзя!

Домик окружал невысокий белый заборчик с маленькими воротами, на которых было выведено аккуратными черными буквами: «Ноттингем-коттедж». Вокруг виднелись вытянутые кирпичные здания Кенсингтонского дворца, но шумы машин с оживленного шоссе, расположенного неподалеку, сюда вовсе не проникали. Трудно было поверить, что домик находится в самом сердце одного из крупнейших городов мира.

Это было просто идеальное гнездышко для молодоженов. Однако супружеское счастье пока обходило их стороной.

Из окна с нарядной белой рамой, приоткрытого по случаю теплой погоды, доносилась музыка. За фортепиано сидел Джордж, а из-под его пальцев вырывались резкие, сердитые аккорды, наводя тоску и смятение на Мэрион. Их с Джорджем совместная жизнь началась тяжело и безрадостно.

Целый год Мэрион мучительно пыталась «укротить» Маргарет, но в конце концов у нее попросту опустились руки.

— Что поделать, Кроуфи, ведь молодость дается лишь однажды, — безмятежно заметила королева. — И мы хотим, чтобы Маргарет сполна ею насладилась. Теперь, когда Лилибет уехала из дворца, девочке так одиноко!

Мэрион сомневалась, что дело и вправду обстоит именно так. Помимо вечерних прогулок в компании молодых офицеров, которых король уклончиво называл охраной, в жизни Маргарет были еще уроки вождения с Таунсендом, чей интерес к младшей принцессе за это время отнюдь не угас. Красота Маргарет, которая и так всегда приковывала взоры, достигла теперь наивысшего расцвета. Ее тонкая талия, пышная грудь, пухлые губки и большие глаза зачаровывали любого мужчину, попадавшегося ей на пути.

Вынужденный отъезд Джорджа в Шотландию, вызванный тем, что супружеским парам жить во дворце не разрешалось, только усугубился письмами от Лилибет, в которых она с восторгом рассказывала о своей счастливой семейной жизни. А рождение принца стало для Мэрион еще одним болезненным ударом. В этой долгой разлуке с любимым возможность завести собственную семью отдалилась от нее настолько, что ей стало казаться, будто родной Абердин — и тот куда ближе.

Молодость дается лишь однажды. И она растратила ее всю на королевской службе. Уже совсем скоро ей должно было стукнуть сорок. А она по-прежнему не чувствовала никакой власти над собственной жизнью. Тут уж волей-неволей впадешь в отчаяние и смятение.

Но в один прекрасный день все закончилось.

Однажды августейшие супруги призвали ее к себе и сообщили, что ей пора уйти на покой и что король обязуется даровать ей одну из своих резиденций, где она сможет жить до