— Федор Ильич, вы посмели оскорбить благородную девушку. Как дворянин, я не могу позволить вам и дальше распускать свой поганый язык и грязные руки! — заявил младший Солнцев с таким пафосом, как будто являлся верховным судией, карающим за грехи. — Я вызываю вас на дуэль!

Он сорвал с руки перчатку и швырнул ее в лицо чуть ухмыляющемуся оппоненту.

Ой дурак.

Том 2

Глава 16

— Федор Ильич, не отвечайте, — велел я, шагая к парочке молодых дворян. — Виталий Геннадьевич, вы что-то обронили. Нехорошо сорить в гостях. Поднимите сейчас же.

Не для того я с этого идиота проклятье снимал, чтобы он тут сдох по глупости, и Солнцев действительно меня наследником сделал. Венедикт Кириллович ушлый глава рода, не удивлюсь, если он это все и подстроил, чтобы от бестолкового внука избавиться, а меня привязать к Солнцевым.

Супруга Анастасии Венедиктовны он выгнал. Вторая дочь уже никого не родит в силу возраста. Есть младшие семьи, но в них крови изначальных Солнцевых еще меньше, да и будь там толковый человек, он бы уже стал правой рукой Венедикта Кирилловича, а не прозябал в младшей ветви. Так что иных вариантов у Солнцева не будет.

— Иван Владимирович, мы не были представлены, позвольте мне исправить эту ошибку, — с улыбкой произнес записанный мной в бретеры молодой человек. — Семенов Федор Ильич.

— Иван Владимирович Моров, — кивнул я в ответ и тут же повернулся к дальнему родственнику. — Виталий Геннадьевич, не нужно портить вечер. Все ваши возможные разногласия должны решать главы родов. У вас нет законного права вызывать другого дворянина на дуэль без высочайшего одобрения дворянского собрания. Хотите бросить вызов — действуйте по правилам, установленным дворянским собранием. Или вы действительно желаете испортить репутацию Солнцевых? Вы в чужом доме, нападаете на чужого гостя. Солнцевы ищут вражды с Завьяловыми?

Под моим взглядом наследник не смутился. Однако ему хватило ума поднять перчатку.

Федор Ильич смотрел на это, не скрывая своего удовольствия.

— А вам, Федор Ильич, — повернувшись ко второму участнику событий, произнес я, — также рекомендую сообщить своему главе лично, что здесь произошло, включая причину, заставившую Виталия Геннадьевича так бурно отреагировать. Я направлю ему информацию, будет неловко, если ваш глава рода узнает все от чужого человека.

Разумеется, дуэли между благородными все равно проводились, несмотря ни на какие запреты. Однако умные люди не делали этого открыто, нарушая правила, установленные дворянским собранием.

Тайно встретились в уютном местечке, разобрались, и кто-то один прикрылся дерновым одеяльцем. Проконтролировать это невозможно. А потому нужны были официальный вызов и не менее официальный ответ.

Давно минули те дни, когда император запрещал дворянам резать друг друга. Теперь, когда власть в Российской Империи фактически не в его руках, он бы с радостью смотрел со стен Кремля, как благородные мужчины тыкают друг в друга железом на Красной площади. Потому что дворянство стало слишком сильно, и его поголовье требовалось сокращать ради укрепления имперской власти.

Зато дворянское собрание, наоборот, не желало терять свои позиции. А потому всячески старалось если не остановить смерти среди своих, то хотя бы обложить эти поединки каким-то регламентом. Ведь каждый убитый дворянин в итоге ослаблял все сословие, что неминуемо вело к ослаблению уже самого дворянского собрания. И если разрешить таким мальчишкам резать друг друга по поводу и без, вскоре император вернет себе всю полноту власти, которую окажется больше некому удерживать.

Сила дворян в их единстве. И ослаблять себя никто из действительно высших благородных родов не желал. Слишком многим они рисковали. А потому чем выше забирались дворяне, тем меньше они участвовали в кровавой вакханалии и тем чаще прибегали к таким уловкам, как ручные банды.

— Вы совершенно правы, — поклонился Федор Ильич, — я непременно сообщу своему деду о том, что здесь произошло, Иван Владимирович. И не забуду вашей роли в спасении этого прекрасного вечера от кровопролития, на которое, несомненно, желал пойти Виталий Геннадьевич.

Наследник Солнцевых сжал кулаки до побелевшей кожи на костяшках. Однако ему хватило ума промолчать в ответ на эту детскую подначку. Защищать его самолюбие я не собирался. Мне он нужен живым, а не счастливым.

А если так и дальше пойдет, то почувствовавший себя бессмертным после снятия проклятия Виталий Геннадьевич проживет очень недолго. И мне на голову посыплются проблемы, на которые придется тратить время и силы. Проще уж было дать Солнцевым тихо и мирно помереть, как и их предыдущим поколениям.

Стоящая неподалеку компания, с которой Виталий Геннадьевич в прошлый раз стрелял по тарелочкам, смотрела на меня с неодобрением. Впрочем, оно и неудивительно. По их понятиям я не должен был вмешиваться. А если и вступился, то за поруганную честь дамы. Сама девица явно приходилась ко второй группе молодежи и, не скрывая своего любопытства, следила за разворачивающимся действом.

— Федор Ильич, вы оскорбили девушку? — спросил я, вновь повернувшись к Семенову. — Будьте добры принести извинения. Совершать ошибки — печально. Однако не исправлять их — недостойно.

Он чуть дернул бровью, но от комментариев воздержался. Хотя я и видел, что ему этого крайне не хотелось. Однако был один тонкий момент во всей ситуации. В отличие от обоих парней, которые в лучшем случае только наследники своих семей, я — уже действующий глава рода. Здесь и сейчас мое положение выше. Я имею право.

Федор Ильич обернулся к девице, едва не закусывающей губу от предвкушения кульминации.

— Ангелина Павловна, приношу вам свои глубочайшие извинения, — произнес Семенов, приложив руку к груди. — Мои эмоции возобладали над разумом.

Девица, из-за которой все и началось, несколько секунд смотрела на молодого дворянина, задрав нос. Наконец, решив, что демонстрации собственного величия достаточно, ответила:

— Вы прощены, Федор Ильич.

И… Все. Конфликт исчерпан и с самого начала не стоил и выеденного яйца.

— Господа, дамы, мы с Виталием Геннадьевичем вас покинем, — сообщил я, взяв наследника Солнцевых под локоть.

Он попытался незаметно вырваться, но я не дал ему шанса. Усиленная магией кисть стиснула его руку так, что Виталий Геннадьевич едва слышно зашипел, не разжимая губ.

А я отвел его обратно в особняк и, толкнув первую попавшуюся дверь, впихнул молодого человека внутрь.

— Да что ты о себе возомнил⁈ — возмущенно воскликнул он, потирая руку.

Вместо ответа я заставил его самому себе влепить пощечину. Удар оказался