с сыном Сталина. И за несколько дней до этого Василий посетил отца. Если учесть, что в то время он ездил к нему не каждый месяц, это наводит на мысль, что на Сталина Алексей вышел через него.

– Очень логичный ход, – одобрил Кузнецов. – А почему не хотите трогать Василия?

– Он после смерти отца немного не в себе, – объяснил Капустин. – Его даже на время отстранили от командования. Полагаю, лучше вначале поработать со Старостиным, а Василия оставить на тот случай, если полковник откажется помочь.

– А с дочерью Сталина не говорили? Она часто бывала у отца.

– Я не хотел бы её привлекать.

– Какие причины?

– Она очень сдружилась с Самохиными, и, по словам одного из телохранителей, влюбилась в Алексея. Вряд ли она знает то, что нам нужно, а если что-то знает, не скажет.

– Действуйте, Яков Фёдорович. Этот Алексей через Василия вышел на Сталина с чем-то очень важным, и это не могли быть научные книги. С ними его направили бы в Академию Наук или, скорее всего, в ведомство Абакумова. Да и Василий не мог никого привезти в Кунцево без разрешения отца. Значит, Сталина чем-то заинтересовали, да так, что он несколько месяцев держал этих Самохиных у себя. Зачем? У нас Алексей консультировал учёных, похоже, что он и на даче давал консультации. Может быть, и там были свои книги? Если это так, Сталин наверняка передал их Берии, как и всё остальное. Значит, нужно поискать ещё и в этом направлении. Но этим я озадачу Федотова.

Этот разговор имел продолжение на следующий день.

– По вашему лицу могу предположить, что с полковником ничего не получилось, – после обмена приветствиями сказал Кузнецов. – Ничего не знает или не стал говорить?

– Второе. Ему, видите ли, приказал молчать сам Сталин! Заявил, что считает Самохина другом и уверен в том, что он не причинит вреда государству. Всё, что мог, он уже передал руководству страны, а если уволился и уехал, значит, были основания. И вообще, если ему доверял товарищ Сталин...

– Новый подход имеет и недостатки, – заметил Кузнецов. – Года три назад ответ был бы другим. Сделаем так. Я договорился с Федотовым, что вас допустят к бумагам, которые были в кабинете Берии и его домашнем сейфе. Если ничего в них не найдёте, возьмёмся за Василия Сталина, а полковника оставим на крайний случай. Раз не захотел открыть добром, придётся уламывать с помощью министра.

* * *

–Здравствуйте, Ангелина Васильевна! – поздоровался Алексей с хозяйкой дома.

Когда он уходил на службу, она спала, поэтому они сегодня не виделись.

– Здравствуй, Лёша, – ответила она. – Что-то ты сегодня рано вернулся.

– Отпустили на время, – объяснил он. – Сегодня надо задержаться на службе. Лида дома?

– Сидит в вашей комнате и рисует. Вы бы на неё подействовали, Лёша. Нельзя так мало есть и много работать! Она у вас такая худая и бледная, что прямо хочется плакать!

– Я подействую, – пообещал он, снимая сапоги.

Они уже три недели жили в этом доме, и он был доволен всем, за исключением удалённости от места работы и чрезмерно заботливой хозяйки, которая взялась опекать его жену. Одинокая шестидесятилетняя Ангелина Васильевна буквально влюбилась в свою постоялицу. Будучи сама полной женщиной, она считала худобу одним из смертных грехов, а стройность Лиды в её глазах ничем не отличалась от худобы. Выяснив, что девушка любит сдобу, Ангелина начала каждый день печь пирожки и угощать ими жену. На него такая забота не распространялась.

– Ты стала быстрее работать, – сказал Алексей, заставив Лиду вздрогнуть. – Рисуешь две недели, а портрет почти готов.

– Ты хоть бы кашлянул, – недовольно сказала она. – Подкрался и напугал. Что так рано?

– Отпустили на тебя посмотреть, – пошутил он. – Кое-кто заболел, поэтому придётся дежурить. Позже обещали прислать машину. Можно сжевать пирожок?

– Не перебивай аппетит. Сейчас закончу и тебя накормлю. А пирожки возьмёшь на дежурство, а то зайдёт Ангелина и будет меня потом пилить из-за того, чего я тебя ими угощаю. А портрет рисовать ещё столько же.

– Не надумала его продавать?

– А что ты так колотишься? У нас мало денег?

– Нет, тут другое, – сказал Алексей, взял с тарелки пахнущий ванилью пирожок и сел так, чтобы его не застала врасплох хозяйка. – Во-первых, надо легализовать наши доходы, а во-вторых, я не хочу, чтобы ты днями напролёт смотрела на свою несостоявшуюся любовь. И если мы продадим его местным чекистам, твою работу увидят многие, а не только мы с Ангелиной.

– Посмотрим, что получиться, и захотят ли они его брать и вешать на всеобщее обозрение. Для них лучше нарисовать Железного Феликса. Ты звонил Громаковым?

– Позвонил, но Елена Николаевна сказала, что они не могут выбрать время. А я думаю, что баба с возу – кобыле легче. Не хотят, и не надо. Людям предлагают за так нарисовать портреты, а они кочевряжатся. Тебе же лучше. Когда-нибудь за твои работы будут драться лучшие музеи мира!

– Потомки Капицы обогатятся, – засмеялась Лида. – И у Светланы остались два портрета. Она выклянчила твой и наверняка забрала с дачи портрет отца. Когда потеплеет, нарисую Успенский собор или хотя бы какой-нибудь вид покрасивее, а то всё творчество – одни портреты. Ладно, Берия подождёт, а ты сейчас умрёшь от голода. Иди мыть руки, а я согрею обед.