Зажмуриваю глаза, а когда открываю, вижу в воздухе Никлоса и Тьена, вижу, как нориус переползает из одного тела в другое, и более того, вижу, как исчезает книга, как растворяется купол, а значит, больше никаких Сделок!

И вижу, как больно обоим от происходящего, как они корчатся, пытаясь отодвинуться от тьмы, но она их держит, словно близнецов в утробе материнской – скованных одной силой. Оглядываясь по сторонам, замечаю все тех же аристократов, на глазах которых творится страшное, невозможное, жуткое. Но не вижу Артана. Его не было в зале, и я была рада этому, хоть и понимала, что стоит на кону.

Они падают. И если Ник как кулек с костями, плашмя, на живот, звучно приложившись лбом, то Тьен спланировал вниз, поддерживаемый тьмой. Он торжествующе улыбается. А когда нориус заволновался, пытаясь влезть в поры кожи Тьена и заполонив их тьмой, в ответ выступила послушная Черная пьетта. Вокруг него заклубилась двойная тьма.

– Противовес, – рассмеялся Тьен. – Одна сила уравновешивает другую! Ты проиграл, Никлос. Еще секунд тридцать, и все будет кончено.

– Нет! – прошептала я еле слышно, вставая на ноги. Дичайше кружилась голова, меня шатало, как при сильной качке на корабле, но я упрямо переставляла ноги, чтобы рухнуть рядом с Ником. Над нами вьются два вида тьмы, завихрения как спирали поднимались то вверх, то вниз, а затем и вовсе устремились к нам, – но после моих слов, после того, как до Тьена дошел их смысл.

– Нориус и ариус всегда вместе, никогда – порознь, – и я вкладываю руку в ладонь Никлоса, и наши тела вспыхивают белым, отражая удар тьмы.

И нориус отступает, разбивая звенья, а Черная пьетта визжит, как перепуганная свинья. Сквозь белый свет мы видим, как влетает в кричащего от ужаса Тьена чернота и испепеляет за мгновение – нет в нем силы Каргатов, чтобы управлять нориусом.

Тьма возвращается в истинного носителя – Никлоса. И наступает исцеление – ариус поддерживает нориус, тогда как нориус поддерживает ариус.

С наших тел исчезают следы ударов. Уходит кровь, пропадают синяки, царапины, порезы. Сходит на нет головная боль. Я еще никогда не чувствовала такую кристальную чистоту сознания. И не слышала с другого конца «моста» Никлоса.

– Мы должны закончить, Сэлли. Мы должны закончить войну.

Остается только следовать за ним, ведь я остро ощущаю, что это не тандем, а поддержка. Ариус следует за нориусом, и сейчас тьма, окруженная белой паутиной, разлетается во все стороны, пока мы держимся за руки, поднимаясь в воздух. Над нами разлетается потолок, а под нами исчезают в ослепительно громкой вспышке оставшиеся в зале аристократы.

Мне бы испугаться того, что сотворила наша сила, но я пуста как сосуд, наполняемый чувством злобы и ненависти Никлоса. Он делился агрессией, которая поступает ко мне будто через масляную пленку, а оттого кажется искаженной, приглушенной почти до безразличия. Сухая констатация фактов. Таким образом, я понимала, что Ник не слышит меня, и сейчас я обычный пассажир, ведомый озлобленным повелителем.

Наши тела трансформируются, и теперь в воздухе зависли два огромных сплетенных дракона – черный и белый, окруженные двусоставным дымом.

Ник ведет меня к городу, туда, откуда доносятся крики людей, и мы попадаем на набережную, полную небольших морских змей, от которых в панике разбегаются люди. Здесь много зеленой и красной крови – драконы в истинном обличье нападают на подводных гадов, плюясь огнем и разрывая их на части. Бой шел на равных, а местами казалось, что побеждают подводники – так много на площади перед портом истекающих кровью и изорванных в клочья тел. Наше появление – грозовая вспышка на небосводе – заставило всех замереть и неотрывно щуриться, глядя в небо.

Если бы не воля Никлоса, я бы ничего не смогла сделать. Оставшийся глухим к эмоциям ум прагматично отмечал, в какой момент меня накрыла бы паника. Вместо этого от наших сплетенных тел разошлась во все стороны чернильная волна, завернутая в белый дым. Как покрывалом она накрыла сражающихся, а когда рассеялась, вместо змей на брусчатке лежали белоснежные кости, среди которых застыли от ужаса драконы и оставшиеся в живых люди.

От нас идет новая волна, теперь вывернутая наизнанку. Она касается пострадавших, которые не могли и шагу ступить от сковавшего их страха, и вместо боли приносит облегчение, затягивая и исцеляя раны. А когда волна закончила свою работу, мы взмыли так высоко, что остались точками в небе, удаляющимися в сторону бушующего моря, которое кипит бесконечной битвой между драконами, подводниками и колдунами.

На главном королевском корабле мы видим объединившихся Акроша и смертельно уставшего Томара Бай. Колдун транслировал волю командира посредством щелчков и музыкальных ударов по воде и воздуху: военный шифр, чтобы драконы могли слышать и понимать приказы во время сражения. Рядом с ними несносная Амалия выводила прямо на палубе очередную громоздкую фигуру, прикидывая, как бы ее катапультировать в сторону огромнейшего спрута, в щупальца которого угодило сразу четыре дракона, кричащих от боли. Они медленно погружались под воду, будучи не в силах выпустить даже малюсенькую струю огня.

Таким было сражение. Сплошные склизкие монстры, извивающиеся под пенящимися волнами. И драконы, поливающие море оранжево-красным пламенем, отчего над кораблями стоял плотный, сизый, горький дым. Мелодия звериного крика, шипения огня и низкой трубной музыки, а все вместе это напоминало мощный камнепад в горах во время грозовой бури.

Мы надвигаемся на эпицентр сражения, и там, где мы пролетаем, битва заканчивается. Черно-белый дым вокруг нас ширится, множится, а мы даже намека на усталость не испытываем, будто бесконечность высвобождается из наших тел. Сладкая свобода, пьянящее чувство вседозволенности. Даже напрягаться нет нужды, дым стирает врагов как ластиком. С такой же легкостью исцеляя раненых подданных короны.

Все закончилось в один миг. На наших глазах под звуки тягучего горна огромные спруты, кракены, осьминоги, вытянутые десятиметровые морские змеи, перевернутые медузы, кальмары и крабы-пауки в пенящемся штормовом море скрылись под воду, тогда как над горизонтом возник первый солнечный луч.

Так закончилась ночь, позже окрещенная ночью трезубцев и костей.

* * *

Никлос

С того момента, как все завершилось, не переставая болит голова. Никлос пытается остановить эту внутреннюю качку, сомкнув веки, сжав лоб и затылок, но становится только хуже. Перед глазами встают лица предателей. Насмешливые, озлобленные, опьяненные вседозволенностью. В сознании они искривляются чудовищными гримасами, превращаясь в глумливых троллей, псов с оскаленными пастями. И слышится