об это скажу я! – Павел дёрнул её за руку и развернул к себе, схватив за плечи. – Всё началось с того момента, когда ты предпочла скрывать то, что я стал для тебя что-то значить.

– Нет, нет… Это не так. Ты не должен так думать. Позавчера я осталась с тобой, потому что обещала, – она опустила глаза вниз. – Мы же договорились с тобой…

– Обещала? Ты уверена, что дело только в этом? Может быть напомнить тебе, как ты за позавчерашнюю ночь несколько раз отключалась… А как мне приходилось прикрывать тебе рот, чтобы ты не перебудила весь дом…

– Хватит… – она мотала головой из стороны в сторону, не осмеливаясь смотреть ему в глаза.

– А как ты просила меня дать тебе поспать, а я тебе этого не позволял…

– Пожалуйста, перестань… – она тяжело задышала, попытавшись слезть со стола, но Павел крепче ухватился за её плечи, и ей пришлось остаться на месте.

– Аэлита, посмотри на меня, пожалуйста.

Но она не смогла этого сделать. Тогда его руки отпустили её плечи и, коснувшись висков, его пальцы вплелись в пряди её чёрных волос. Ей пришлось поднять на него глаза, но её взгляд был мечущимся.

Он продолжил:

– Скажи, что тебя заставляет врать самой себе? Ты же всё прекрасно понимаешь. Но почему ты не признаёшь этого? Ответь, что тебе мешает?

Вдруг он сам опустил глаза и прошёлся по ней взглядом снизу вверх. Когда он снова посмотрел на неё, она почувствовала яркую вспышку в груди, а потом словно молния пронзила её тело от головы до ног. Боже… Нужно бежать отсюда со всех ног!

Аэлита напряглась, чтобы спрыгнуть со стола, но Павел тут же схватил её за колени. Она не смогла сдвинуться с места.

– Не держи меня… Я хочу уйти… – она попыталась сбросить его руки, но он накрыл своими ладонями её руки, которыми она обхватила колени.

– Ты никуда не пойдёшь! – крикнул он ей почти в ухо, а потом его тон смягчился. – Какие же у тебя холодные руки… Тут же дышать нечем…

Сначала ей показалось, что он решил растереть её руки, но он стал медленно поглаживать их, чуть касаясь пальцами.

– Почему ты не хочешь признать то, что есть между нами? – услышала она его вопрос.

– Я не могу… у меня не получается… прости… Я сейчас не сколько хочу уйти к нему, сколько хочу уйти от тебя… Пожалуйста, не держи меня…

Она убрала от него руки и, соединив между собой свои, приложила к своей груди.

– Я ничего не понял, – качая головой, проговорил он. – Чего ты так боишься?

– Я боюсь себя, когда я рядом с тобой, – её лицо исказилось от вырвавшихся слёз. – Это была не я… позавчера с тобой… я не способна на такие чувства… то, что я говорила тебе… то, что я чувствовала – это так… я такой никогда не была. Это ты что-то со мной сделал… я такую себя не знаю.

– Аэлита, этого не надо бояться, – улыбнувшись, он попытался вытереть слезинки с её лица. – Этому надо радоваться. Узнать себя и найти своё место в жизни – к этому же стремятся все люди.

– Я не готова к этому… я не могу… это слишком сложно и запутанно…

– Аэлита, пойми, сложная и запутанная – это и есть ты. Ты настоящая. Ты яркая и эмоциональная личность, способная испытывать глубокие чувства. И он бы тебя никогда не смог раскрыть. И мне это удалось не сразу, и я бы даже сказал, что я сделал это не до конца… потому что ты сложная, Аэлита. И этим ты мне и интересна.

Слушая его слова и смотря в его вдохновенное лицо, Аэлита просто поражалась тому, как он мог с таким чувством смотреть в её зарёванное лицо. Он столько раз видел её плачущей, а в последнее время особенно, но несмотря на это его взгляд был полон восхищения.

– А как же ты тогда?.. – спросила она. – То, что я услышала от тебя позавчера… я ушам своим не поверила. Почему ты так долго скрывал себя от меня?

Теперь Павел отвёл от неё взгляд и заговорил, смотря в сторону от неё:

– Я уже давно понял, насколько ты мне дорога. Но говорить тебе об этом не решался, потому что не чувствовал того же от тебя. Ты всегда любила только Эмму, а на меня не обращала внимания. Помнишь, момент, когда ты заставила меня вспомнить о дочери? Я, наверное, тогда был сам не свой и ты наконец заметила это. Ты тогда подвела меня к ней и сказала: «Посмотри, она твоя дочь. У неё же зелёные глаза и волнистые волосы».

Они оба чуть улыбнулись и его глаза встретились с её.

– Тогда я решил, что раз я не нужен тебе, то буду жить ради этой малышки, которая так похожа на меня. Но я не смог, Аэлита. Для полного счастья мне нужна ещё и ты. И у меня не получилось заполнить дочерью ту пустоту, которую должна была заполнить ты.

– Я и подумать об этом не могла, – со вздохом проговорила она.

– Не могла или не хотела? – в его голосе появилась строгость.

– Ты продолжаешь меня шокировать… Я думала, что позавчера ты сказал мне всё…

– Всё? – усмехнулся он. – Аэлита, я не знаю хватит ли мне всей жизни, чтобы успеть рассказать тебе всё. И ты не ответила на мой вопрос. Хотя… можешь не отвечать. Я и так всё понял. Жаль, что ты не можешь признаться в этом самой себе.

Аэлита приложила усилие, чтобы заставить себя на несколько секунд поверить только ему, забыв о своей правде. Она сделала это, чтобы задать ему вопрос:

– Если всё так, как ты говоришь, тогда почему мы так долго не понимали этого?

Он вдруг заговорил так серьёзно как ни делал этого никогда. Ей показалось, что перед ней не молодой парень, а зрелый мужчина, повидавший жизнь.

– Я думаю, чтобы вырасти настоящему чувству всегда требуется время. Точно так же, как растению нужно вырасти, чтобы дать свои плоды. Нашему чувству понадобилось пять лет, чтобы мы наконец почувствовали его вкус. Но оно того стоило. Я никогда даже не представлял, что способен испытать такое огромное счастье.

– Я тоже… – прошептала Аэлита.

Она почувствовала, как его губы накрыли её. А потом его руки обвили её спину, словно заключив в ловушку. Вес его тела вдруг стал для неё непосильным, и она стала сгибаться как тростинка. Но кипы бумаг, которыми был завален стол,