Кем бы он ни был — пусть хоть самим дьяволом, но кофе сейчас был жизненно необходим. Они не спеша пошли в сторону кафе мимо ярко освещенных витрин. Краем глаза Смолина заметила, что вдоль тротуара по проезжей части со скоростью пешехода за ними неотступно следует черная волга.

— Не переживайте, это со мной, — спокойно сказал человек, не глядя на Анну.

Смолина исподтишка изучала своего неожиданного спасителя. Высокий, в дорогом, но старомодном темном пальто, волевой подбородок, нос с горбинкой, глаза стального оттенка. От него так и веяло силой, казалось, этот человек может прямо сейчас пробежать стометровку, не задохнувшись. И только глубокие морщинки в уголках глаз и седые пряди волос выдавали, что ему уже за пятьдесят.

— Чем обязана?

— Пока ничем, — спокойно ответил ее спутник. — Это неофициальная беседа, так сказать, за чашечкой кофе. Хочу поговорить о брате.

Он посмотрел на Смолину взглядом внимательных серых глаз. Только сейчас Анна поняла, кого он ей напоминал.

— Резнов Геннадий Иванович, — представился мужчина.

— Он почти не говорил о вас…

— Мы не общались много лет. Это было обоюдное желание.

Помолчали. По проспекту мимо неслись машины, мелькали силуэты людей, а Анне виделась в этих силуэтах тень старого поисковика.

— Что он делал на Ладоге?

— А вы не знаете?

— Я знаю гораздо больше, чем многим бы хотелось. Мне интересно ваше мнение.

Они подошли к окошку кафе.

— Два кофе. Мне латте, а вам? Два латте.

Взяв кофе, они пошли дальше по вечернему городу.

— Вы были близки с…

— С вашим братом?

Он кивнул.

— Если бы меня спросили — кто лучший человек на земле — я бы не задумываясь назвала его.

Резнов удивленно хмыкнул.

— Он рассказывал, как под лёд в детстве провалился, а вы ему помогали вещи у костра сушить, чтобы родители не заругали.

Резнов взглянул на нее, и в его глазах стального оттенка Анна уловила глубоко скрытую тоску.

— Когда-то давно мой брат совершил ошибку, — медленно проговорил Резнов. — Не знаю, рассказывал ли он вам — но он вор. В детстве он вскрывал машины. — Геннадий сделал паузу, словно собираясь с духом. — Я был вынужден посадить его.

Чужая жизнь пронеслась перед внутренним взором Смолиной. Промелькнула, словно ее и не было. Два брата не разлей вода, готовые друг ради друга на все. Две дороги, ведущие в разные стороны. И ошибка, которая разом оборвала эту прочную связь.

— Он грабил честных советских людей, отбирая то, что было нажито огромным трудом, — с презрением произнес Геннадий. — Пока все население страны строило светлое будущее, ваш «лучший человек в мире» его саботировал.

Смолина остановилась.

— И как, построили?

— Что построили? — Резнову тоже пришлось остановиться.

— Ну, лучшее будущее. В котором нет убийств, в котором не пропадают люди, дети не режут себе вены. Получилось?

Резнов хмуро посмотрел ей в глаза, но ничего не ответил.

— Может, теперь получится? — с надрывом произнесла Смолина. — Вам брат мешал, да? Он же саботировал! А вот теперь, когда его не стало — ну вы точно справитесь!

Анна бросила стаканчик с кофе под ноги Резнову-старшему и пошла прочь.

— Он выбрал не ту дорогу, — сказал ей в спину Резнов. — Это его и сгубило.

Анна остановилась.

— Нет, — жестко ответила она. — Он помогал людям, искал пропавших. Он помогал мне, хотя не должен был. Рисковал жизнью.

— Он всегда рисковал. Это у него в крови, — Резнов машинально достал пачку сигарет, сунул одну в рот, потом смял ее и выкинул. — Чертовы сигареты! Кто бы мог подумать — отек легких из-за астмы.

— Это не астма. Его отравили.

Резнов сощурил глаза.

— Мы разворошили осиное гнездо.

— У вас есть доказательства?

— Нет.

Резнов внимательно посмотрел на нее. Анна заглянула в его глаза. То ли от того, что они излучали спокойную уверенность, несмотря на затаенную глубоко внутри печаль, то ли от того, что ее собеседник тоже носил фамилию Резнов — что-то в нем внушало доверие. Анна начала говорить, и говорила долго, а он слушал, не перебивая. Когда она закончила, недопитый кофе в стаканчике Геннадия давно остыл.

* * *

Лену выписали из больницы и Анна отвезла ее домой на Пинине. За всю дорогу они не обменялись ни словом. Смолина понимала, что все мосты порушены, и, скорее всего, это последние часы, когда они с Леной вместе.

Как только она остановила машину, Лена тут вышла и, не дожидаясь Смолиной, исчезла в подъезде. Какое-то время Анна сидела, тупо глядя сквозь лобовое стекло на серый мир, потом набрала номер.

— Ало, — глухо произнесла Смолина.

— Анна, что случилось с Леной?!

— Виктор Георгиевич…

— Почему вы не сообщили, что она попала в больницу? Она перерезала себе вены! Это уму непостижимо!

— Нам нужно еще немного времени, — тихо сказал Анна. — Просто дайте мне его. Пожалуйста.

— У вас было достаточно времени, чтобы доказать, что вы худшая из всех приемных родителей, которых я только видел! Анна, так и знайте — я передал дело в суд!

— Виктор Георгиевич…

— Что? Что вы еще хотите мне сказать? Что вы невинная овечка? Я не верю ни единому вашему слову!

В его голосе слышалось наслаждение — наслаждение властью. Анна подумала, что в целом он прав — она никудышная мать и Лену у нее надо забрать. Но в то же время она поняла, что Виктор Георгиевич упивается этим моментом. В его строгом мире правил он с удовольствием тыкал лицом в грязь Смолину, которая эти правила не соблюдала.

— Так что еще вы мне хотите сказать, Анна? — надменно произнес Виктор Георгиевич.

— Я хотела сказать: пошел ты в жопу, козел! — сказала Анна и повесила трубку.

* * *

Анна вошла в квартиру, словно тень. Ей не хотелось говорить «я дома», ей не хотелось уже вообще ничего. Ее лес, когда-то зеленеющий дубравами, сейчас