Однажды ты обещал мне, что всегда будешь любить меня. Помнишь? В тот день в парке, когда ревели сирены и мы были одни в нашем тайном туннеле. Ты обещал мне, и я знаю, что ты – человек слова.

Я все еще мечтаю о нашем доме у моря. Обещай мне тоже мечтать о нем. И о том, что, когда война закончится, мы вместе построим его. Возвращайся ко мне, любимый. Я всегда буду любить тебя. Для меня всегда будешь только ты один.

Навеки твоя

Ева».

В ответ – единственный – она получила письмо от Прешес, которая сообщила ей, что Грэм продолжает восстанавливаться и ожидает в ближайшее время отправки домой. Храня в душе эту надежду, она помчалась навестить Софию, которая все еще соблюдала постельный режим, но всегда с радостью встречала посетителей.

Обложенная дюжинами подушек София, в ночной кофточке, подбитой песцом, приподнялась в своей необъятной кровати. Она выглядела худенькой и осунувшейся, совершенно не напоминая счастливую будущую мать. Руки, словно клешни схватившие Евину руку, оказались холодными и липкими. Ева поцеловала нарумяненные щеки, стараясь сохранять жизнерадостный вид.

– Прекрасно выглядишь, – сказала Ева, садясь на край кровати.

– Врушка, – проговорила София с мягкой улыбкой. – Но я куплюсь. Ты и Дэвид – вот и все, что нужно для моего самолюбия.

– Все… в порядке? – спросила Ева, как всегда не зная, как обращаться к Софии, говоря о ее беременности. Каждая новая беременность дарила Софии все бо́льшую надежду, но с каждой потерей ее горе становилось глубже и дольше.

София махнула рукой, словно отказывалась от десерта.

– Мой врач все так же оптимистичен, как и Дэвид, – отважно улыбнулась она.

– А ты?

Улыбка увяла.

– Я стараюсь не думать об этом. Мне опять кажется, что я больше не выдержу. А мы ведь так хотим нескольких детей.

Ева улыбнулась.

– И у вас они будут. Кажется, целеустремленность у Сейнт-Джонов в крови.

Она подождала, пока горничная поставит чай на столик-поднос. Софии не терпелось продолжить беседу – она отпустила горничную и попросила Еву наполнить чашки.

– Разве не чудесно, что Грэм скоро возвращается домой? Разве мы могли надеяться на такое чудо?

Улыбка Софии дрогнула.

– Ты разве не слышала?

– Что слышала?

Ева сохраняла спокойный вид, не зная, что может услышать.

– Ох, – начала София, замолчав, пока непривычно долго готовила себе чай и размешивала сахар. Избегая взгляда Евы, она сделала глоток и произнесла: – Грэм вернулся вчера, на военно-транспортном самолете. И Дэвид чудесным образом нашел ему квартиру на Тафтон-Стрит возле Уайтхолла, где он будет работать в Министерстве обороны вместе с Дэвидом.

– Грэм здесь? В Лондоне?

Ева обрадовалась тому, что в висках у нее стучала кровь, мешавшая расслышать тихий голосок, говоривший, что Грэм в Лондоне уже два дня и не сообщил ей об этом.

– Да, я думала, Прешес тебе сказала.

Ева покачала головой.

– Нет. А где Прешес? Она не вернулась.

София нахмурилась.

– Уверена, что она тебе писала. Утренняя почта еще не пришла?

Ева покачала головой со странным чувством облегчения.

– Нет.

– Прешес уехала за несколько дней до Грэма. Она вызвалась волонтером сопровождать ослепленного пилота к его дому возле Бристоля. Совершенно не по пути, но она решила, что лучше заменить санитарку Красного Креста, более профессиональную с точки зрения медицины, раз уж все, что раненому нужно, – это побыть его глазами несколько дней. Она должна вернуться со дня на день.

В горле Евы полыхал огонь, словно она проглотила расплавленный свинец. Но она продолжала улыбаться.

– Как рассудительно – это на нее похоже.

– Похоже, правда? – София нахмурила брови. – Мне очень жаль слышать, что Грэм не дал о себе знать. Если бы я была на ногах, я бы устроила прием по случаю его приезда и пригласила бы тебя, но…

– Нет, конечно. Я все понимаю. Тебе нужно отдыхать и думать только о себе и ребенке.

София улыбнулась, успокоенная.

– Уверена, он передумает. – Аккуратно поставив чашку на блюдце, она проговорила: – Милая Ева, не знаю, что произошло, но я точно знаю, что Грэм все еще любит тебя. Я это знаю, потому что он не говорит о тебе. – Ее губы слегка приподнялись. – Эсма Монкрифф – одна из девушек, с которой нас представляли ко двору, – всегда говорила, что так она определяет, что мужчина действительно влюблен. А ты все еще любишь его?

Ева молча кивнула, боясь, что не сдержит слез, если заговорит.

– Тогда все наладится. Помяни мое слово. Любовь всегда находит дорогу.

Она поморщилась и приложила руку к животу.

– Ты в порядке? – Ева встала на пол. – Кого-нибудь позвать?

София покачала головой.

– Нет-нет. Я в порядке. Наверное, переела, но Кук, как могла, соблазняла меня моими любимыми вкусностями. – Она улыбнулась Еве. – Если бы ты могла позвонить горничной, чтобы она убрала поднос, то я бы немного отдохнула. По-моему, это все, что мне нужно.

Ева, с беспокойством глядя на нее, позвонила в серебряный колокольчик на прикроватном столике Софии.

– Ты уверена, что все хорошо?

– Уверена. Ты такая душка, Ева!

Выдержав небольшую паузу, София продолжила.

– Хочешь, чтобы я передала Грэму, что ты о нем спрашивала?

Ева почти сказала «да». Но у нее все еще оставалась гордость, хорошо это или плохо. Казалось, это единственное, что у нее осталось.

– Нет. Он читал мои письма и знает, где я живу. Если захочет увидеть меня, он знает, где меня найти. – Она наклонилась и поцеловала Софию в щеку. – Но все равно спасибо. Ты очень добра. А теперь я хочу, чтобы ты отдохнула и не думала ни о чем, кроме ребенка, хорошо?

Ева прошла мимо горничной, остановившись лишь для того, чтобы увидеть, как София закрывает глаза.

* * *

Письмо, подробно объясняющее решение поехать через Бристоль, пришло с почтой на следующее утро, следом за которым появилась и сама Прешес. Грэм в письме не упоминался.

Когда Ева вернулась в квартиру после целого дня подгонок и примерок в Доме Луштак, Прешес распаковывала вещи в своей комнате. Ева просунула голову в открытую дверь.

– Ты вернулась.

Она чувствовала себя глупо, констатируя очевидное.

Прешес, повесив платье в шкаф, разогнулась.

– Да. Вернулась.

Она улыбнулась и обняла Еву – это было настолько по-американски и незнакомо, что Ева рассмеялась.