Шрифт:
Закладка:
Еще неизвестно, чем закончился бы заговор против Робеспьера. Однако он, смело можно сказать, сам подписал себе смертный приговор. На заседании Конвента 8 термидора объявил, что раскрыт очередной заговор и в кармане у него лежит полный список заговорщиков, но огласит он его завтра.
Это было самоубийство. Все равно что встать на рельсы перед несущимся поездом. Против Робеспьера поднялись все до одного. Замешанные в заговоре имели все основания считать, что в списке значатся как раз они. Каждый ни в чем не замешанный опасался, что в списке отыщется и его фамилия: после того как на гильотину отправили вождей, с людьми помельче церемониться никто не будет, ну а то, что под трибунал может угодить любой невиновный, все прекрасно знали…
Назавтра с утра несколько часов все еще шло заведенным порядком – успели отрубить головы особо невезучим бедолагам. Потом на улицах появились солдаты и жандармы – не в таком уж большом количестве. Робеспьера свергли как-то играючи, словно собаку ногой пнули. Он попытался укрыться в каком-то тамошнем «райкоме партии», но быстро достали и там. В полном соответствии с базисной теорией личность Робеспьера удостоверил и все бумаги, потребные для отправки на эшафот, написал не кто иной, как общественный обвинитель революционного трибунала (нечто вроде генерального прокурора) Фукье-Тенвиль, за время пребывания на этом посту отправивший на гильотину тысячи и тысячи «врагов народа» (понятие «враг народа» было введено в оборот одним из революционных законов, так что придумали его отнюдь не Сталин с Берией).
Робеспьеру быстренько оттяпали голову, а заодно и Сент-Жюсту – при подобных переворотах шеф тайной полиции по определению не может остаться в живых, если только он сам не состоит в заговоре. Сен-Жюст не состоял. Никто не заморачивался даже той пародией на суд, что существовала при Робеспьере. Правда, с юридической стороны все выглядело как нельзя более убедительно. Робеспьера и Сен-Жюста попросту объявили вне закона – после чего любой прохожий имел законное право убить их кирпичом, не говоря уж о поездке на гильотину…
Не без злорадства уточню: Фукье-Тенвиля выписанная им Робеспьеру «подорожная» не спасла. Вскоре загребли его самого. За все прошлое. Победители старались показать, что времена беззакония прошли (как многие победители) – а потому Фукье-Тенвиля судили по всем Правилам, процесс растянулся на 45 заседаний, в суд было вызвано около 400 свидетелей. Казнь состоялась почти через год. Нужно признать, что бывший генпрокурор до последнего держался молодцом: когда зеваки поливали его бранью, отвечал тем же. Шнырявшие в толпе сыщики в штатском (куда ж без них?) старательно записали для начальства все, что зрители кричали прокурору, и все, что отвечал он. Самым цензурным было «сволочь», остальное привести невозможно (французский язык на подобные словечки богат).
По какому-то зловещему совпадению новоизобретенный термидор именовался еще «месяцем жары». День девятого действительно выдался жарким и в прямом, и в переносном смысле – стояла сорокаградусная жара. Правда, когда начались события, прошел проливной дождь…
В 1870 году во Франции умерла столетняя старушка по фамилии де Бламон. Она была последней дожившей до этого времени подсудимой революционного трибунала, приговоренной им к смерти. Она была беременна, и казнь отложили – но прежде чем родила, грянуло 9 термидора. Мадам де Бламон была еще и последней из живших, кто своими глазами видел Робеспьера. Могила Робеспьера, как и всех прочих казненных на гильотине, неизвестна. Памятника нет. Все попытки его установить, к чести французов, встречали яростное сопротивление. Памятник Дантону в Париже все-таки поставили – Дантон как-то незаметно из палача революции стал ее жертвой. А впрочем, насчет памятника Робеспьеру я не берусь загадывать на будущее: коли уж англичане не так давно поставили памятник дезертирам времен Первой мировой, расстрелянным по приговорам военных трибуналов…
Возможно, кто-то скажет, что обширные исторические отступления не на месте в книге о потустороннем. Однако я убежден, что эти отступления необходимы. Кое-что из того, что я рассказал и о чем еще буду рассказывать, можно понять в полной мере, только изучив время, конкретные исторические условия. Очень многое зависит от времени, от эпохи. В XVII столетии того же Калиостро, не мудрствуя лукаво, попросту спалили бы на костре – как, между прочим, поступили с одним итальянцем, имевшим неосторожность говорить на публике, что человек, не исключено, произошел от обезьяны. Столетие XVIII, «век разума», послужило питательной средой для Калиостро и ему подобных. В XIX Калиостро мог и загреметь под суд за иные проказы, в «своем» веке сходившие ему с рук. Касательно этого есть хороший пример. Английский средневековый закон о колдовстве был отменен только после Второй мировой войны – а до того, уже в ХХ столетии, несколько раз применялся. Исключительно в отношении аферистов, которые срубали легкую денежку на манер Калиостро, с вызовом духов и письмами с того света, – а других законов, позволявших бы их прищучить, в распоряжении судей не имелось.
Вот, кстати, об английских аферистах – тут уже нашей темы это вплотную касается. Еще в 60-е годы прошлого столетия в Лондоне объявился натуральный тибетский лама Лобсанг Рампа, выпустивший несколько книг о мистических загадках Тибета и очень недурно на этом заработавший. Судить его не судили – с формальной точки зрения не за что было. Однако пронырливые журналисты довольно быстро раскопали, что «лама» – чистокровнейший англичанин, в жизни в Тибете не бывавший, мало того, не отягощенный высшим образованием человек не самой сложной профессии (не помню точно, то ли слесарь-сантехник, то ли что-то вроде). Отсутствие диплома ему нисколечко не помешало поднажиться на излишне доверчивых согражданах, повернутых на мистике и готовых проглотить что угодно, лишь бы выглядело красиво.
И что? А ничего. Шумиха улеглась, сенсация читающей публике приелась, и о ней в конце концов забыли. Переждав газетную шумиху, «Лобсанг Рампа» продолжал в том же духе. В некоторых современных отечественных Книгах о «загадочном, таинственном, непознанном» он до сих пор со всем решпектом поминается как большой знаток тибетской магии…
О человеческой психологии. До революции (а то и позже) не раз случалось, что крестьяне, особенно в местечках поглуше, самосудом расправлялись с теми, в ком подозревали ведьм или оборотней. Как водится, находились экземпляры, приводившие эти случаи в качестве примера «вековой отсталости» славян от «цивилизованной Европы». Однако уже в ХХ столетии в доброй старой Англии был случай, когда в глубинке фермер и
