Шрифт:
Закладка:
Это немного успокоило нас, и мы продолжили восхождение. Половина пути была преодолена, что придало еще больше задора. И даже усталость, накатившая на нас, не сбавила темпа.
Но на подходе к одному из торосов погода вдруг резко ухудшилась. Пелена, до этого лениво колыхавшаяся над головой, вдруг резко загустела, напустила на нас снега. А потом ударил ветер, мощный, яростный, сбивающий с ног.
— Чтоб тебя! — выругался Молодов.
Все произошло так неожиданно, что мы даже не поняли, когда именно произошло ухудшение — казалось, все случилось за мгновение.
Молодов остановился, махнул нам. Мы тоже встали. И только когда прекратили движение, вдруг поняли насколько все серьезно.
Погода за секунды стала отвратительной. Пошел густой снег, а ветер принялся швырять его нам в лицо. Видимость резко ухудшилась. Седловина и пики растворились в белой дымке.
— Нужно возвращаться, — сказал я. — Погода ухудшается с каждой минутой.
И это казалось мне логичным. Впрочем, остальные парни тоже поддержали меня, хоть и с явной неохотой.
На наше удивление тренер был иного мнения
— Спускаться нельзя, — произнес Молодов после долгой паузы.
— Почему?
— Не успеем. Мы двигались в группах первыми, соответственно и прошли больше всех. Третья группа наверняка уже приняла решение вернуться назад, вторая тоже. И это правильно. Им будет быстрей возвратиться, чем продолжить путь. Но не нам. До Седловины осталось метров триста-триста пятьдесят. А если развернуться, то придется вновь пройти километр до лагеря. А при такой погоде… в общем, ты понимаешь к чему это приведет. Не хочу рисковать.
— Но ведь в Седловине точно такая же погода.
— Верно. Но там можно разбить лагерь и переждать непогоду. В такую метель лучше сидеть на месте, в палатке, чем топать не помни куда, когда на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. К тому же там пики будут закрывать от ветра.
Логика в этом была. Если прикинуть, то до Седловины мы сможем добраться где-то за час. Плюс столько же чтобы разбить палатки.
— А что с прогнозом погоды? — спросил я.
— База передала, что небо чистое. Снежная буря, скорее всего быстротечная, с других Пиков надуло. Такое тут бывает. Полчаса, сильный снег, а потом все как было, ни облачка. Успеем добраться до Седловины и переждать снегопад с ветром там.
— Да хрен бы с ним! — вдруг резко произнес Костя.
Он выглядел неважно, лицо бледное, уставшее.
— Спускаться — это не подниматься. Лучше скатимся быстро вниз, чем переться наверх.
— Костя… — начал я.
— Да отстань ты! — рявкнул тот, чем весьма сильно удивил не только меня, но и других членов группы.
И только Молодов остался не возмутим.
Он глянул на парня, спросил:
— Сердце сильно бьется?
— Чего? — не понял тот.
— Дай, я проверю твой пульс.
— Нормально все со мной, — отмахнулся Костя. — Ладно, не хотите вниз, пошли вверх. Буря крепнет, нужно успеть.
Молодов некоторое время пристально смотрел на Костю. Непростое решение и принять его нужно было как можно скорей. Выбор, от которого зависит многое. Очень важный выбор.
Тренер кивнул:
— Хорошо, пошли.
Как оказалось, это был неверный вариант.
Глава 6
Гипоксия
— Как… как база могла передать информацию про то, что погода будет хорошей? — шептал Костя. — Что же тут хорошего?
Я и сам задавался таким вопросом. Но не только это меня сейчас беспокоило. Тревожило и состояние Кости. Я знал парня больше тренера — все-таки учились вместе за одной партой, и на танцы ходили, и за девчонками бегали. Характер у Кости был не взрывной, смирный. Но сейчас…
Я видел, что друг явно не в себе. Нервный, злой. В принципе, его понять можно. Каждый из нас хотел идеальное восхождение — чтобы и погода была хорошей, и усталость не донимала. Но реальность сложилась несколько иначе.
Однако стоило из-за этого так нервничать? Всякое бывает. Тем более на высоте. Нужно быть готовым к этому.
— Костя, ты как? — спросил я парня.
— Погода дрянная, — выдохнул он.
Хотел сказать что-то еще, но не хватило дыхания. Воздух тут и в самом деле был не такой насыщенный кислородом, как внизу, каждое слово давалось с трудом.
— А что ты хотел? Чтобы солнышко светило весь подъем? — злобно сказал я и сам себя выругал за несдержанность. — Ладно, извини. Мне тоже тяжело. Но я терплю.
— А голова у тебя тоже кружится? — спросил Костя, глянув на меня. — Просто у меня кружится. Аж в стороны кидает.
— Голова кружится? — насторожился я.
— Да так, ерунда! — усмехнулся Костя, отмахнувшись. — Из-за голода, наверное.
— Нет, Костя, это не голод, — прошептал я, остановив друга. — Костя, у тебя горная болезнь!
— Да какая к черту горная болезнь⁈ Я… — он не договорил, вновь не хватило дыхания.
Костя долго и жадно ловил ртом воздух. Потом, вдруг крепко схватив меня, прошептал:
— Андрей, не смей!
— Что?
— Не смей никому говорить. Слышишь? Я справлюсь.
— Да ты же можешь…
— Это приговор будет для меня. Они снимут меня с маршрута, если напишут такой диагноз.
— Костя, горная болезнь…
— Это не горная болезнь!
Костя схватил меня за куртку, притянул к себе. Хотел что-то сказать, но лишь тяжело отдышался, а потом и вовсе закашлялся.
— Высотный отек легких — и смерть. Вот что такое горная болезнь, — попытался донести я до друга простую истину — Может быть, и отек головного мозга. В любом случае ничего хорошего не жди. И просто так это не пройдет. Нужно немедленно спускать его вниз. У нас очень мало времени. Костя…
— Андрей! — прохрипел тот. — Не смей. Я прошу тебя. Ради нашей дружбы.
— Ты действительно хочешь нашу дружбу на одну чашу с твоей жизнью поставить⁈ — возмутился я.
— Это не горная болезнь, — просипел Костя. — Это просто… отдышка…
— Костя! — к нам подошел Молодов.
Парень выдавил из себя улыбку, но она получилась жуткой.
Тренеру хватило и одного взгляда, чтобы все понять.
— Костя…
— Я пойду дальше! — категорично заявил парень. — Я смогу! Я выдержу!
— Костя, у тебя развивается горная болезнь. Это не шутки! Это смертельно опасно!
— Владимир Федорович! — тон парня изменился. Теперь Костя едва не плакал. — Владимир Федорович, вы же понимаете, что это значит?
Молодов мог соврать; мог сказать что-то про обследование и дальнейшее восстановление организма, когда можно будет рассмотреть вопрос о подъеме; мог наплести про таблетки, которые помогут.
Но он этого не сделал.
Он сказал правду, горькую, но правду.
— Я понимаю, что это значит. На Пик Победы тебе не подняться.
Эти слова оглушили Костю. Он некоторое время непонимающе смотрел на Молодова, не смея что-то сказать в ответ, и лишь открывал рот, как выкинутая на берег рыба. С таким исходом он не мог смириться.
— Костя, нам нужно спуститься вниз, — сказал Молодов. — Мой промах, что не смог определить симптомов у тебя раньше. Но лучше поздно, чем никогда. Жизнь тебе спасем, не переживай. Главное сейчас — скорость.
Группа окружила Костю и это еще больше растревожила и без того нервного парня.
— Нет! — зашипел он. — Я не пойду вниз! Слышите⁈ Не пойду! Я поправлюсь! Честное слово, поправлюсь! Сейчас отдышусь, кипятка попью — и поправлюсь. Все будет хорошо. Это временно. Пройдет. Сейчас пройдет.
Молодов ничего ему не ответил. Повернувшись к нам, сказал:
— Идем все до Приюта. Потом разделимся на две группы. Одна останется на месте, вторая спустит больного.
— Я не больной! — возмутился Костя, но его никто не слушал.
— Пойдем от Приюта вниз, по другой дороге, прямой. Там есть первая очередь канатной дороги, что-то вроде маршрута эвакуации. Доберемся до нее, спустим парня вниз.
— Владимир Федорович…
— Это приказ, — жестко отрезал Молодов. — Не обсуждается. Пошли. Парни, подсобите ему.
Мы подхватили Костю с двух сторон, двинули в путь.
— Ты не переживай, сейчас чаем горячим отпоем и все пройдет. Бывало так, я читал, — принялся успокаивать Костю Генка.
Я же не стал понапрасну обнадеживать парня. В первую очередь, потому что понимал, что горная болезнь на такой высоте — это и в самом деле приговор. Все, что ниже четырех тысяч метров, да еще и после нескольких дней пребывания на Эльбрусе — по сути пустяк. И если воспринимается организмом так, то однозначно говорит о том, что этому человеку на Победе делать нечего — организм не принимает
