сюда с выгодной торговлей: у них товары на загляденье, и много такого, чего вообще нет в наших княжествах. В общем, проникли остроухие, обосновались и связали купцов да самых влиятельных людей княжества кое-какими обязательствами. Потом и вовсе завлекли самого князя Разима Георгиевича так, что он потерял голову и подался за море — живет там не первый год. Теперь в княжестве мало осталось от прежней твердой власти. Хотя, если по чести, то Разим Георгиевич Славин — так себе князь. Его супруга, княгиня Ольга Васильевна будто старается не растратить свое влияние, но не особо у нее получается. Да разве может быть иначе, если вокруг мало надежных людей. И еще слишком молода княгиня, чтобы противостоять коварным интригам иноземцев. А тех в Вятиче все больше. Теперь уже не только остроухие из Леадора хозяйничают в самых верхах, сюда же добавились степняки из Аштума и черные люди, прибывающие с юга. Кеошерицев, теперь здесь тоже много, но от них меньше всего беспокойства.

Я не могу знать, каким был в прошлом Вавилон на Гае, но из того, что отложилось в мой памяти после скудных уроков истории, Вавилон был чем-то похож на Вятич. Вот такие у меня ассоциации. Возможно неправильные, тупые, но сказал, что думаю.

В Вятич мы прибыли, когда уже стемнело и над зубьями старой крепостной стены показался серебряный край Леды. Задержка вышла из-за того, что начало шататься заднее колесо дилижанса, и мы застряли для ремонта недалеко от моста через Вятку. Да, здесь тоже есть река Вятка, только к нашей она имеет отношение лишь названием, кстати, как и город Муром, и многие названия поселков, созвучным которым на Гае тьма, здесь тоже имеются.

По причине того, что наступила ночь, первоначальные замыслы поменялись. Мы не пошли в кеошерийский квартал, чаще называемый Шашми, а сразу направились в таверну. Поскольку были при деньгах, решили снять комнату в «Хрустальном Филине». После ужина с травяным чаем, поднялись к себе, на всякий случай подперли дверь столом и легли спать. Следующий день обещал много беготни и, возможно, много потрясений, поэтому не грех набрать побольше сил здоровым сном.

Утром я проснулся раньше ленивой кеошерийки, и первая вполне здравая мысль была о часах. День назад я много ломал голову, что полезного перетянуть на Флагрум в кулаке при следующем перемещении. Пока пунктом один значатся обычные наручные часы, надежные механические. Сейчас бы глянул и знал, который примерно час. А так приходится ориентироваться по положению солнца, которое сейчас не видно за крышами соседних домов, или топать в главный зал таверны: там устроено громоздкое эльфийское чудо — часы. Кстати, в местных сутках не двадцать четыре часа, а двадцать: десять светлых и десять типа темных, хотя темные частично захватывают вечернее и утреннее время, когда вовсе не темно. Сама продолжительность часа несколько больше нам привычного.

— Коша, — мне хотелось взбодрить ее, ткнув пальцем в бок, но Агата открыла глаз раньше, чем я произнес первый звук. — Идем сначала к твоим хвостатым?

— Нет, сначала вкусно кушаем, — отозвалась она. — Потом сразу в Шашми, ведь от твоих бесхвостых пользы меньше.

— Ну да, один вред. Ума не приложу, почему лже-стражник с приятелями, позволил так легко уехать нам из Кузней, — наклонившись, я заглянул в ее приоткрытый левый глаз, красивый, изумрудный, словно светящийся изнутри. — Как думаешь, может это типа магическое письмо и печать — полная хрень? Нет в нем никакой ценности, кроме той, которую мы сами вообразили?

Кеошерийка ловко ухватила меня лапой и притянула к себе. Ее язык снова сделал мою щеку влажной. Вот же сучка, как она любит такие игры! А ведь мы друзья. Доиграется, что я когда-нибудь ее трахну. Хотя, это противоестественно, есть в ней, что-то такое притягательное, что словами не объяснить. Боги, всеми силами сторонюсь от подобных отношений с ней. При нашей с ней жизни, гораздо правильнее оставаться просто друзьями, пусть самыми теплыми, сердечными а два известных мира.

— Или есть еще версия… — она открыла второй глаз, — этот лже-стражник понятия не имел, что в сумке. Они вообще могли быть случайными знакомыми. Поэтому, как ты говоришь, ему насрать на то, что мы забрали вещи из сумки.

— Детка, но ты же сама сказала, будто тот, что в гражданском придавал важное значение сумке. Говорил, чтоб друг его за ней приглядывал, — напомнил я, вывернувшись из ее лапы.

— Сершш, я соврала, чтобы ты меньше ругался. Сам, подумай, все это произошло не на рыночной площади. Зачем, ему приглядывать, за сумкой, если вокруг никого нет? И я не в счет, потому что я очень занята — в моей киске его толстенький тверденький член, — она засмеялась, грациозно выгибаясь на постели. — Да, простит меня Баршшет, но зачем мне в тот приятный момент еще какая-то сумка? Я ее захотела потом, когда кончила под ним и пришла в чувства. Думаю, сумка хорошая, мало ли может в ней есть что-то интересное.

— Нет, ты точно сумасшедшая? — я тоже рассмеялся. — Надеюсь, твои ненормальные дни уже закончились?

— Шшш… — сказала она в ответ.

Спустившись в обеденный зал, мы неторопливо позавтракали. Время было ранее, и не следовало спешить, чтобы потом не околачиваться у закрытых дверей в Шашми. Я взял для себя травный чай с сырной лепешкой и эльфийские фруктовые сладости. Агата говяжью печень с кровью, присыпанную острыми специями.

Вообще основная цель кеошерийки в Вятиче — передать ритуальные статуэтки Баршшет для нового святилища, которое откроется на днях. Я не вдавался в подробности ее дел, связанных с «кошачьей» общиной, но знаю, что лишь ради этого мы сюда топтали ноги, и поэтому она торопилась. Как избавимся от статуэток, так мы станем полностью вольны в скитаниях и у нас снова будет много свободного времени.

Шашми примыкал к западной части старой крепостной стены. Петляя по узким улочкам старого города, мы добрались туда за полчаса. Уже начали открываться некоторые лавки, в основном продуктовые. Пахло горячим хлебом. К рынку потянулись телеги с фруктами и овощами. В соседнем проулке блеяли овцы, которых гнали на продажу.

У дверей двухэтажного здания с мрачным фасадом из серого камня мы остановились. После удара в наддверную колотушку, за маленьким окном мелькнула чья-то тень.

— Это со мной, — прошипела Агата, когда тяжелая створка двери отворилась и добавила что-то на своем языке.

Нас запустил великовозрастный кеошериец — я уже научился их различать. Этому на вид не меньше лет пятидесяти. Облаченный в длинный черный халат с серебряным шитьем, он важно прошествовал впереди нас, провожая в просторный зал, освещенный десятком бронзовых лампад. Пол густо устилало множество подушек, некоторые лежали горкой — кошачья традиция. Хвостатые любили и есть, и спать, и принимать гостей на полу, растянувшись на подушках.

— Уважаемый Лейкашш, позови Ошмру, — попросила Агата, снимая сандалии на специальной подстилке. — Может она потребуется. Есть у нас вопросы про особый товар.

Агата при мне очень редко разговаривала на кеошерийском. Как я понял, это являлось важным проявлением уважения.

— Она нам сделает завтрак, ты же еще не кушала, Агашимая? — заботливо спросил хозяин жилища и обратился ко мне: — Вам, уважаемый господин, что приготовить? Ошмра делает отличный омлет с кусочками курицы и зеленью. Хотите?

— Его имя — Сершш, — с опозданием представила меня Агата. — И мы завтракали. Проснулись пораньше, скорее к вам.

— «Сершш» — почти по-кешерийски! — Лейкашша явно позабавило мое имя.

И я от себя добавил:

— Спасибо, обо мне не беспокойтесь — я точно не голоден.

Я тоже освободился от сандалий на подстилке. Пройдя в зал, сел на подушки рядом со своей кошей. В кеошерийских жилищах я бывал много раз, особенно после того, как познакомился с Агатой. Бывал в их походных шатрах, которые часто встречаются на дорогах от Китежа и в городских домах. У них уютно, спокойно, но несколько отталкивает неприятный запах — он есть почти всегда и везде.

Пока хозяин дома, он же какой-то видный представитель кеошерийской общины в Вятиче ходил за Ошмрой, Агата выложила три статуэтки, завернутые в куски волчьей шкуры.

— Можешь приготовить драгоценности, — сказала Агата, услышав шаги в коридоре. — Ошмра их не купит, но оценит честно.

В зал вошел Лейкашш и немолодая кеошерийка, полноватая, медлительная с милой мордашкой. Агата представила меня ей, и та села ровно напротив, поглядывая на меня с любопытством желтыми глазищами.

— Как хорошо! Хорошо! — шипел