Шрифт:
Закладка:
Сзади раздались возгласы свиты, пустившейся наконец вдогонку. Потерев виски, Марк кое-как овладел собой. И быстро сказал женщине, распростертой ниц перед ним:
– Неэм, встань. И не бойся.
Спрятал руку за спину от ее благодарного движения. Не мог пересилить себя и глянуть на нее.
Остаток дневного пути он проделал молча. Когда показался поселок на равнине при Старых Источниках, уже вечерело. Из низких каменных домиков, вкопанных в почву ради зашиты от ночных холодов, навстречу близящемуся Победоносцу высыпало все население, зазвучали радостные клики, но Марк почти не слышал их. Он шел среди ликующей толпы с угрюмым видом, особенно избегая взглядом женщин, каждая из которых могла быть точно так же осквернена, как та, что недавно валялась у него в ногах. Народ смотрел на его посуровевшее лицо, толковал эту угрюмость как залог скорой и решительной расправы с шернами. Многие издали любовались его громадным ростом и могучими мускулами, в приступе богобоязненности мечтали коснуться и не смели и громко ворожили, какое бедствие несут эти могучие руки поганым шернам.
Для ночной зимовки ему отвели лучший дом в поселке. Вообще-то говоря, здесь, как и во всяком поселке на Луне, по давнишнему указу Братьев в Ожидании был возведен особый дом, именуемый «Домом Победоносца». Там никто не должен был жить, однако содержать дом следовало в полной готовности, чтобы Победоносец, явившись, ни на миг не остался без крова. Но поколения приходили и уходили, а Победоносца все не было, так что дом сперва покинули в небрежении, потом потихоньку разорили, а кончили тем, что превратили в общественный амбар. Жить в нем теперь было не с руки. Выход нашелся: выселили вон старосту, который заодно был и местным священником.
Когда ввечеру Марк избавился от общества, он приказал, чтобы к нему незамедлительно явился Элем. Тот явился, впервые в праздничном алом облачении, с серебряной диадемой на голове, в том виде, в каком только что прочел проповедь о пришествии Победоносца в здешней церковке. Явился и почтительно замер у входа.
В слишком низкой для такого великана хатке Марк мог только лежать на связке шкур возле растопленного очага, поставив в изголовье нефтяной каганец. Когда вошел Элем, Марк приподнялся на локте и нехорошо посмотрел на монаха.
– Кто такие выворотни? – спросил врасплох.
Элем побледнел, на сухоньком личике мелькнула тень не иначе как жгучего стыда и ненависти.
– Владыка…
– Кто такие выворотни? – запальчиво повторил Марк. – Это дети?..
Он не договорил, но монах понял.
– Да, владыка, – тихо сказал он. – Да, это дети шернов.
– Стало быть, ваши женщины отдаются этим тварям?
– Нет, владыка. Не отдаются.
– Так как же?..
Марк резким движением сел на шкурах.
– Да вы же тут озверели! Слыхали мы про такие штучки! На Земле тоже когда-то болтали про чертово семя! Да вас самих впору побить камнями, а не этих бедолаг! – Он задохнулся от ярости. – Иди сюда! И не юли, говори, откуда взялись сказки о детях шернов, в которые даже ваши женщины сдуру поверили!
– Нет, владыка, это не сказки.
Марк окинул монаха изумленным взглядом.
– Владыка, дай слово сказать! У шернов есть удивительная сила. У них под крыльями, под самой перепонкой, есть вроде как руки с шестипалыми ладонями, только змеистые, на все стороны гнутся. Все тело у них короткой черной шерстью покрыто, она густая, мягкая и блестит, только лоб и эти ладони – голые и белые. И в этих ладонях…
Он глубоко вздохнул и отер пот со лба. Знать, нелегко было говорить о таких жутких вещах.
– Вся сила у них в этих ладонях, – продолжил он, переведя дух. – Если сразу обеими шерн коснется нагого тела человеческого, с человеком делается судорога, это очень больно, а бывает, и смертельно. Так бьет от некоторых морских рыб. А если такое приключается с женщиной…
Марк невольно вскрикнул.
– Если это женщина, или сука, или еще какая-нибудь самка, она от этого зачинает и родит. И детеныши получаются на вид как должны быть, а на самом деле такие же злобные и коварные, как шерны…
– Ты уверен, что это действительно так?
– Да, владыка.
Оглушающим вихрем пронеслись беспорядочные мысли. Непостижимо! И вдруг вспомнилось про опыты каких-то земных биологов: они воздействовали на неоплодотворенные яйца с помощью механического сотрясения или химических реактивов; этим вызывалось клеточное деление, и начиналось развитие плода. Вероятно, в конечностях этих лунных тварей заключается способность производить электрический разряд или выделять какую-то эманацию, которая путем встряски организма вызывает самооплодотворение.
– Да нет же! Этого не может быть! – громко сказал Марк, смиряя кончиками пальцев бешеное биение в висках.
– И все-таки, владыка, это именно так. Ты сегодня сам убил выворотня.
– Откуда ты знаешь, что он был выворотень?
– Там, где женщины коснулись руки шерна проклятые, у нее остаются багрово-синие пятна. Точно так же и выворотни мечены. Ты сам видел. Мы убиваем их. Истребляем, потому что они хуже шернов: на вид как люди, а повадки-то шерновские – сплошная злоба и вероломство.
Воцарилась глухая тишина.
Наконец Марк привскинул голову и полубеззвучно спросил:
– И часто такое бывает?
– Нет. Теперь не часто. Женщину, которая хоть на миг оказалась наедине с шерном, мы без суда живой закапываем по шею в землю и оставляем так, покуда не умрет от голода и жажды. Но прежде… – Монах говорил с запинкой. Не иначе как его человеческая гордость, привитая здесь далекими предками с Земли, невыносимо страдала от таких признаний. Он потупился, не в силах выдержать горящего Маркова взгляда, и вполголоса закончил: – Прежде выворотней было очень много. К счастью, они бесплодны. Мы их истребили. Уничтожили. Ни мы их не щадили, ни они нас. Теперь они попадаются редко. Разве что шерны женщину украдут.
– А раньше? А сами женщины?
Элем отрицательно покачал головой:
– Нет. Никогда. Говорят, это боль жуткая. От судороги даже кости трещат, не выдерживают. Но-о…
– Что «но»?
– Но было время, нам в знак покорности приходилось…
– Отдавать им ваших женщин?
– Да. По десять в год. Им нужны выворотни. Нам ненавистные, шернам они верны как собаки. А сами шерны работать не любят.
Марк закрыл глаза. Знобило, хотя в помещении было тепло от пылающего очага.
– И эти женщины… они навсегда оставались у шернов? – спросил он, не глядя на монаха.
– Нет. Шерны их потом убивали или отправляли обратно, когда состарятся.
– А вы?
– А мы убивали сразу же, – монах помедлил и пояснил: – поскольку выворотней рожали.