Шрифт:
Закладка:
Сидящий в кресле затушил сигарету в пепельнице, ожидающей подношений на столике у трона, а затем встал, сделав шаг вперед, на свет.
Тут-то мне и стало нехорошо. Даже ирония, спасающая остатки разума от творящегося со мной бардака, дала сбой.
Это был мужчина определенно выше двух метров ростом. Относительно худой, если таким его можно было назвать, впечатление слишком уж усиливалось его слегка вытянутым лицом, довольно длинным носом, смуглостью кожи, скрадывающей размеры, да длинными черными волосами, уложенными в очень небрежную прическу. Глубоко запавшие темные глаза смотрели на меня без какой-либо враждебности, либо иного выражения, но…
Он давил. Его образ, присутствие, выражение лица, непонятно что, оно было тяжелым для восприятия. Создавалось впечатление, что ты первоклашка, которого внезапно сорвали с урока и сунули в кабинет к директору, а он лишь молчит и смотрит, заставляя ребенка паниковать и дёргаться. Может быть, даже плакать? Рыдать мне не хотелось, но почему-то складывалось впечатление, что если этот индивидуум нахмурится — то всё возможно. Может и обосрусь, кто знает. Очень зловещий дядька.
Одет он был в элегантный костюм красного цвета. Длинный шерстяной плащ, не застегнутый ни на одну пуговицу, демонстрировал багровую жилетку и белоснежную рубашку под ней. Брюки и туфли не отличались цветом от плаща, а чуть приглядевшись, я понял, что у этого верзилы под одеждой две разные кобурные системы — одна нагрудная и еще одна на поясе. Ремни от них были пропущены так хитро, что он казался безоружным.
— Для начала, нам всем следует представиться, — заговорил этот мрачный высокий человек, — И начну я с тебя.
В его руке появилась трость, которой он указал прямиком на меня.
— Тебя зовут Дайхард Кейн. Ты сам выбрал себе это имя. У тебя было и другое, но ты его забыл, как и многое остальное. Сейчас это не существенно.
Охренеть, как это несущ…?
— Это… — кончик трости указал на книгу, лежащую на необычном пюпитре, — Гримуар. Он тебе известен под именем Книги Горизонта Тысячи Бед. У него тоже было другое имя, так что вы с ним в чем-то похожи. Нет, Кейн, пока слушай. У нас нет пока времени на ответы. У тебя нет нужных вопросов.
Трость указывает на девушку, продолжающую мелко прихлебывать чай, но с любопытством стреляющую по нам глазами.
— Она — даймон, живущий в гримуаре, управляющий им. Ты её помнишь, как Фелицию Краммер дель Фиорра Вертадантос, что является первой и последней истиной. И, наконец…
Трость гулко стучит в пол, заставляя клубы дыма, вальяжно перемещающиеся по «темной» половине зала, испуганно порскнуть в разные стороны.
—…я. Меня зовут Алистер Эмберхарт, молодой человек. Когда-то я был на твоем месте, поэтому дам совет — услышав от меня следующую фразу, попытайся выкинуть её из головы. Ненадолго. Нам срочно нужно тебя обучить…
— Да вы охренели⁈ — взвыл я, хватаясь за голову и совсем переставая что-то понимать, — Где мы⁈ Кто мы⁈ Что мы?!!! Почему мне представили книгу?!! Ты вообще кто?!!
— Я — это ты, — мрачная длинная физиономия страшного мужика исказилась в удивительно гнусной усмешке, — А теперь заткнись и слушай, потому что твой белокурый дружок уже продрал глаза…
///
В дверь барабанили, как будто за ней стоял гигантский и страдающий недержанием кролик. Со стоном соскребшись с кровати, я, подбежав трусцой к ходящей ходуном защитнице моего уединения и покоя, от всей души рявкнул барабанщику подождать, а потом поскакал в туалет, дабы справить давившую, казалось, уже на мозг потребность. Вымыв руки, вернулся к двери и отпер её, чтобы насладиться зрелищем всклокоченного злого блондина карманного размера. Красного, надувшегося и явно потерявшегося в выборе матюгов, которые хочется произнести.
— Ты чего? — спросил я, тут же слабо, но настойчиво пихаемый в живот. Вдвинув меня в жилое помещение, белобрысый подозрительно осмотрелся, а затем, поплотнее закрыв дверь, безапелляционно потребовал предъявить ему Методу.
— Чего? — блеснул остроумием, красноречием и смекалкой я. Вторично.
— Методу свою покажи… — прищурившись, зашипел плюшевой змеей блондин, — Не дела… ай, ты же этот. Тьфу, забываю, слишком говоришь чисто! Проявление показывай, говорю! Да блин, не тупи!
Метода, Проявление, Лимит. Волшебство сложное, изучение магии пожирает время твоей жизни. Нужно много и плодотворно учиться, чтобы стать настоящим магом, поэтому волшебников очень мало. Совсем мало. Но магия — это же так привлекательно! До того, как изобрести (точнее, популяризовать) гримуары, люди шли по другому пути развития. Высокородные, имеющие на это время, ресурсы и деньги, заучивали одно заклинание, практикуя его большую часть жизни из поколения в поколение. Они научились этому как раз у волшебников, которые все как один таким образом запоминали заклинание, похожее на телекинез. Но там, где у мага уйдет две недели, обычному человеку требуются поколения. Порядка двух-трех.
Тут были и плюсы, и минусы. Из минусов можно было назвать то, что ни один потомок рода, имеющего Лимит, не мог стать волшебником (что было очень малой потерей), а еще впитавшееся в плоть и кровь заклинание невозможно было «сменить». Плюсы, соответственно, получше: такая родовая магия превращалась в инструмент мало того, что масштабируемый, так еще и усиливала сопротивление к другим воздействиям, даруя благородным определенную защиту от магии. И, конечно, переходя из поколение в поколение под неусыпной практикой, она усиливалась.
Просьба белобрысого наглого Костика сама по себе большим нахальством не была. Большинство аристократов в мирной жизни не носят с собой гримуары, им, в отличие от ревнителей, этого не нужно, да и хорошая книга стоит очень немало. Ходить с такой по городу или на балы — это как с автоматом наперевес. Разумеется, это было бы иначе, не будь Проявлений. А вот их для самозащиты используют довольно часто. Держать подобное в секрете не получилось бы, если я только не захотел бы обрести репутацию инвалида.
Фыркнув, я сосредоточился, заглядывая вглубь себя. Туда, где в темноте клокотала только что показанная мне жутким мужиком в красном энергия. Бело-синяя, буйная, искристая. Её крошечная часть, повинуясь моей воле, устремилась вовне, из груди, через плечо в предплечье, а затем на кончики пальцев выставленной правой руки. Сухо негромко затрещало, по кисти у меня заиграли небольшие заряды электричества, а Константин, ухнув филином, опасливо сделал шаг назад.
— Всё, хватит! — замахал он лапками, — Вижу! Хорошо!
Ну хорошо и хорошо, я тут же прекратил электрогенерацию, от чего мелкий забавно надулся, пытаясь выглядеть посолиднее, а потом родил:
— Род Азов предлагает тебе покровительство на время учебы в академии! Без обязательств, кроме обязательства вежества и дружбы! Со мной, конечно.
— И зачем мне оно надо? — удивился я, — Ты только по-простому объясни, мы люди неграмотные и приезжие, ничего не знаем, всего боимся…
За такую тираду меня удостоили самого подозрительного из всех взглядов, что могла бы родить карманная пенисоносная блондинка, слегка похожая на мальчика, но затем Костик задумался всерьез, а потом, к моему сильному удивлению, вполне подробно объяснил, несмотря на то что для его самолюбия объяснение было тем еще испытанием.
Суть — Костенька наш полуэйн, сын князя и эйны из мира Ларинен, жены князя Азова. И, как любой, имеющий кровь этой гуманоидной расы, он блещет внешностью, но не телосложением. В итоге он мелкий, чахлый и милый как тринадцатая зарплата, что очень печально, потому как дорога Косте теперь только в ревнители, ибо он — одиннадцатый сын. Обосраться и не жить, да? Вот именно. А в среде аристократии совершенно не принято как-то особо заботиться о «лишних» детях, особенно когда они проходят суровую школу жизни в общих учебных заведениях. Вполне здраво, на мой вкус — уж если простым ребятишкам в моем мире было бы полезно хлебнуть дерьма лет в 12, чтобы не маяться дурью, то тут аристократическим и пораньше надо.
Ну так вот, Костю любит мама (она вообще всех любит, но уж больно он миленький получился), граф любит маму (все любят маму. Там есть за что. Такие формы, что у меня чуть глаза не выпали). Гм, о чем это я? Ну так вот, Костя дохлый и мелкий, строить ему, одиннадцатому сыну (!!!)
