Шрифт:
Закладка:
— Хм, я уважаю принципы, Люговой. Это немного странно для советского студента, но если хочешь, давай так и сделаем, — африканец взял тонкими пальцами чашку с кофе и пригубил.
— Времена меняются, Орлинду, неужели ты ещё не заметил, что твориться вокруг? — я выудил из порванных штанов гаманок, вытащил из него одну десятку и положил на край стола.
— Ах, вот ты о чём, виджана! Да, ваша страна переживает сложные времена. Но она большая и могучая. Переболеет, — Орлинду продолжал смаковать кофе, полуприкрыв веки от удовольствия.
Напиток не только бодрил, но и настраивал на философский лад.
— Думаю, болезнь будет иметь затяжной и торпидный к лечению характер, Орлинду. Полагаю, осталось совсем немного, чтобы всё вокруг превратилось в один сплошной рынок. Инфляция только наращивает темп. И дальше будет только хуже.
— Откуда такой пессимизм, Люговой?
— Это не пессимизм, Орлинду. Всего лишь констатация фактов. Вот ты, к примеру. Или другие иностранные студенты нашего института. Вы же не для борьбы со скукой привозите сюда импортные товары и торгуете? И не для того, чтобы заработать большие деньги? — африканец нахмурился и отставил недопитую чашку, — нет, нет, я не в упрёк, брат, — махнул я рукой, — я ничего не имею против твоего бизнеса. Наоборот, прекрасно понимаю, что ты стараешься обеспечить себе тот уровень жизни, к которому привык, — я красноречиво указал на кофейную чашку, — а последние пять лет даже повышенная стипендия для некоторых категорий иностранных студентов не может решить всех материальных проблем. Вот ваши и фарцуют понемногу. То там, то здесь. Это нормально, брат. Все кушать хотят. Не в лесу живём, сам видишь, как наши студенты учатся. А в этом году наша экономика всё больше начинает скатываться в штопор. И это не просто видно невооружённым глазом, это все мы, в том числе ты и я ощущаем на своей шее.
Африканец вновь взял чашку и отхлебнул, внимательно поблёскивая своими маслянисто-чёрными глазами в мою сторону. Молчал целую минуту и неожиданно задал вопрос, хоть и близко к экономической теме, но в то же время приземляя мои общие разглагольствования.
— Где деньги зарабатывать, чтобы мне отдать, собираешься, виджана?
— Есть пару вариантов. На первое время хочу грузчиком на железку попробовать. Там по слухам по ночам неплохие деньги платят. Пошарахаюсь по городу. Сидеть на месте не стану — всё равно ничего не высидишь, — мне не было смысла что-то скрывать от африканца, тем более что я эти способы уже обдумывал.
— Грузчиком не просто будет. Там место в нормальной бригаде денег стоит. Желающих много. Да и тяжело: всю ночь работать, а днём занятия, лекции, — пожал плечами Орлинду.
— Ничего, я жилистый. И с мужиками попробую договориться, — ну не рассказывать же уроженцу Африки, что у меня в загашнике пара неплохих козырей: сила и выносливость. Не говоря уж о «богатом» опыте работы на чешской шахте.
— Ну, ну, виджана. Ты парень неплохой и с головой. Не получится на железке, приходи, подумаем вместе, что можно сделать.
— Спасибо, Орлинду. За кофе, за джинсы и за понимание. И вообще… Обязательно зайду как-нибудь, поболтаем.
— Заходи, Люговой, буду рад. А курильщиков этих гони поганым веником.
— Правильно говорить «поганой метлой», брат.
— Я учту, Люговой, — улыбнулся африканец, закрывая за мной дверь.
Глава 3
Глава третья
Я мог бы стать скалой, но уже другой
Кто-то молодой, кто-то пьяный
Хочет стать рекой, быть темною водой
Вечно молодой, вечно пьяный
Вечно молодой.
Сергей Бобунец и Олег Генфельд.
Вернувшись в комнату, я сменил рубашку, насквозь пропахшую потом. Но не стал убирать её в пакет с грязным бельём. Решил прихватить с собой вместе с порванными штанами. Вряд ли на разгрузке, если удастся договориться, мне на первое время выдадут робу. Придётся пахать в своей «спецодежде». Не голым же разгружать?
Мда-а, мечтать, Гаврюша, не вредно!
В свою бытность студентом мне не довелось, слава Богу, поучаствовать в откровенном криминале. Пронесло как-то. Так, прошёл краешком, по касательной. Поторговал в киоске всякой всячиной, как наёмный терпила, пока не ограбили и по башке не отоварили. Не до смерти, но кровушки натекло изрядно. Жирный намёк судьбы я тогда осознал и бросил ремесло ночного продавца забугорными ништяками. Хотя и с сожалением, так как хозяин исправно платил приличный процент от выручки после каждой ночной смены. Денег хватало и на приодеться молодому студенту, и сводить девушку в кафе, на что к тому времени получение даже повышенной стипендии уже не оставляло никакой надежды.
Второй раз нужда толкнула на стезю торговли, когда любимое государственное высшее образование лишило молодых выпускников иллюзии на трудоустройство по желаемой специальности. А для осуществления своей выпестованной мечты требовалось всего-ничего — платная специализация на последнем курсе. Стоимость нарисовали малоподъёмную — в двадцать раз больше месячной стипендии. Я же к тому времени был уже несколько лет, как женат. С маленькой дочкой мы ютились в 9-ти метровой комнатке в общежитии. И перспектива валить на бюджет участковым терапевтом с зарплатой, едва превышавшей стипендию, не особенно прельщала. Уходить в дикую торговлю, криминал или ещё куда не особенно хотелось. Там такого добра к тому времени было завались. Вера в светлое будущее у рождённых в СССР сродни тяжёлой раковой опухоли: ты её и лучевой терапией, и химией, и оперировать пытаешься. А она всё рецидивирует. Даже дуст не помогает.
Ну да ладно. До любой из этих возможностей всё равно ещё несколько лет. Вряд ли мой аватар столько продержится. Рынок в разваливающемся не по дням, а по часам СССР ещё в состоянии мутантного зародыша, причём, с изрядно исковерканной генетикой. Эдакий ублюдочный экспонат Кунсткамеры.
Тем не менее, каким бы не был скудным опыт околокриминального зарабатывания денег, он помимо прочего оставил в моей памяти целую кучу мусорных, как я привык считать, фактов, порой, сомнительной достоверности о течениях, событиях и ключевых фигурах этого непростого времени. Как и вся бывшая эсэсэрия наш южный городок старался шагать в ногу со временем, пусть и прихрамывая на все четыре кости.
Теперь же, хочешь не