Но и на тёмный подвал со всяким хламом, в каких современные колдунишки обычно вызывают демонов, это тоже походило мало.

Вокруг меня вздымались величественные колонны осквернённого храма. Не тёмного, конечно. Я бы и мысленно не сравнил это с тем же Серапеумом… хотя, с Серапеумом я в принципе ничего не сравнил бы. Слишком личное… Но сам факт, что это не было храмом, посвящённым кому-то из тёмных божеств. Ни в какой форме.

Очевидно, некогда это считалось монастырём, но потом (причём, судя по ощущениям, уже лет сто как) с верой у его обитателей что-то пошло слегка не так. Или не туда. Или не по тому адресу.

Теперь это было место, которое подверглось хулению, осквернению, издевательству, насмешке. Тени всего, что было тут содеяно, смотрели на меня из темных углов — пленённые здесь, застывшие между жизнью и смертью, не способные уйти…

Так уж вышло, что по долгу работы я видал много чего и очень разного. Пожив хотя бы пару столетий на Землях, всех вместе, с первой по восьмую, рано или поздно начинаешь относиться к жестокости весьма философски. После же первой тысячи лет процесс сдирания с кого-то шкуры живьём вызывает чаще раздражение своей бессмысленностью. В этом смысле вечность — весьма коварная штука.

Однако я осматривал тела на полу, желобы, доверху наполненные кровью, насаженные на пики головы, детей в клетке, ещё живого человека, выпотрошенного так, чтобы придать его телу псевдоангельское подобие — и ловил себя на том, что, кажется, крайне… отвык от всего подобного. Техногенный век, что неумолимо настал во всех подконтрольных нашей конторе вероятностях, оказался не сильно богат на подобные зрелища, как минимум, по сравнению с предыдущими. И скажу честно: за это я готов был простить техногенному миру и его откровенную пластиковость, и лицемерие, и потребительскую слепоту, и перенаселение, и мелочность. Не худшие недостатки, когда при этом освобождён от необходимости созерцать… ну, нечто вроде вот этого.

— Ты явился, о Владыка. Ты доволен нашей работой?

Точно. Работа.

Пора работать.

— Впечатляет, ребята, — сказал я. — Вы прям массовики-затейники!

Они вздрогнули.

Ну да, точно, голос следовало бы поменять, да и стиль общения тоже. Здесь уместнее что-то грубое, звериное, а не моё бархатистое воркование искусителя и льстеца. Промах дилетанта, однако; впрочем, оно может и к лучшему — контрасты обычно хорошо работают.

Да и поздно уже перестраиваться.

Я переступил с копыта на копыто. Какие же неудобные, чтоб их! И как Бал в своё время столько лет в обличье Минотавра проторчал? Впрочем, он изначально из рогатых, ему это всё проще…

— Итак, господа, — промурлыкал я вкрадчиво, небрежно расхаживая меж знаков на полу и походя осматривая живописную картину, — это всё очень интересно, и вечеринка, я считаю, удалась. Но меня-то вы зачем звали?

Вопрос поставил их в тупик. Кучка фанатиков принялась озадачено переглядываться. Я ждал, рассматривая их. Не лица, конечно — я не видел их лиц, да и не нуждался в них — но сущности.

— Ты — не тот Владыка, кто является к нам обычно, — о да, совершенно определённо не тот. И мне действительно интересно, почему тот передал мне этот заказ. Он-то как раз очень уважает атмосферу вроде этой. И, хотя это всё очень грязно, но энергии тут много. И Бал обожает такую энергию. Так почему же тогда?..

Старший культист сделал шаг вперёд и откинул капюшон одного из этих их дурацких балахонов.

Нельзя не признать, интересный человек. Харктерная внешность — именно с такой натуры предпочитали писать мастера Ренессанса. И понятное дело, что глава культистов был благословлённым. У меня даже лопатки зудели от силы этого (внезапно — светлого) благословения, что было ему от рождения даровано.

— Верно, — сказал я холодно, — сегодня на ваш зов откликнулся именно я. Впрочем, если вам принципиальна компания моего коллеги, я могу позаботиться об этом.

— О нет, — солнечно улыбнулся глава культистов, отчего вокруг его ярко-голубых глаз собрались премилые гусиные лапки. Если бы размыть окружающую нас картину и оставить только его, то сторонний наблюдатель сходу причислил бы его к лику очень-милых-ребят — типичное обаяние такого рода социопатов. — На самом деле, пока что у меня сложилось впечатление, что с тобой мы намного лучше поймём друг друга. Твой коллега, как мне показалось, несколько более… традиционен. Ты, с другой стороны… интересен. Ты относишься к более высокому чину? Ты ощущаешься совершенно иначе.

Я с лёгким сомнением оглядел старшего культиста. Ох и не нравится мне он…

— Примерно одинаково, но разные направления.

— Могу я узнать, какое именно это направление?

— Тайны. Сокровища. Знания. Соблазн. Власть, — перечислил я своё краткое резюме. — Но вижу, у вас уже были некоторые договорённости, потому предлагаю вернуться пока к ним.

— Как интересно… Очень интересно, — улыбка у этого парня была обаятельнейшая — и совершенно безумная. — Я рад твоему приходу, Владыка, потому что Знания мне всегда были интересны. Те, которыми могут поделиться тебе подобные, я имею в виду. Ты видел Александрийскую Библиотеку?

— Я там работал, — у этого человека звериное чутьё.

Впрочем, что взять с этих, благословлённых, да ещё и светлых? Ему ж от рождения предназначено было видеть Истину, стать Пророком. Он был ярче, сильнее, интереснее прочих — но выбрал вот это.

Никогда не устану поражаться тому, как неисповедимы пути человеческие.

Куда уж там Шефовым или Божественным.

— Работал… — в его взгляде отразилась подлинная жадность. — Я сделаю всё, чтобы вызвать тебя снова, о Владыка. Я хочу знать всё, что знаешь ты.

— На такое тебя точно не хватит.

— О, я полагаю, что смогу оплатить твоё внимание. И буду иметь достаточно времени… и материала. Я выполнил все условия, — сказал он, — я преподнёс тебе, о Владыка, боль, и невинность, и страдания. Одари нас взамен вечной жизнью и магической силой!

Я ещё раз с сомнением оглядел мизансцену и хмыкнул.

— Ну положим, если ты мне преподнесёшь живыми вон тех, которые в клетке, то о магической силе мы поговорим, — сказал я.

Что я буду делать с тремя сопливыми детьми, побывавшими в плену у психопатов, вопрос отдельный, конечно. Но разберусь, найду, в какие заботливые руки сплавить. На всех Землях полно странных личностей, которых мёдом не корми, дай только кого-то спасти.

Я не то чтобы жалостливый (мы, демоны, в жалость не умеем), но не выношу