Немножечко он Волка потазал

    И для поправки наказал,

А именно — на части растерзал.

    Мартышка, видя страшны грозы,

    Сказала: «Здесь нарциссы, розы

                    Цветут».

Лев ей ответствовал: «И ты такой же плут;

Нарциссов, роз и не бывало тут.

    Напредки не сплетай ты лести,

        А за такие вести

        И за приязнь

Прими и ты достойну казнь».

    Преставился Волчишка,

    Преставилась Мартышка.

«Скажи, Лисица, ты,— хозяин вопрошал,—

    Какой бы запах нам дышал?

Я знаю, что твое гораздо чувство нежно;

    Понюхай ты прилежно».

    Лисица на этот вопрос

Сказала: «У меня залег севодни нос».

МЫШЬ И СЛОН

         Вели Слона, и отовсюду

                Сбегается народ.

    Смеется Мышь: «Бегут, как будто к чуду;

Чего смотреть, когда какой идет урод?

Не думает ли кто, и я дивиться буду?

А он и чванится, как будто барин он.

Не кланяться ль тогда, когда тащится Слон?

         Сама я спесь имею ту же

И знаю то, что я ничем его не хуже».

                Она бы речь вела

                           И боле;

Да Кошка бросилась, не ведаю отколе,

         И Мыши карачун дала.

    Хоть Кошка ей ни слова не сказала,

А то, что Мышь — не Слон, ей ясно доказала.

ОВЦА

Был дождь; Овечушка обмокла, как лягушка:

       Дрожит у ней тельцó и душка,

       И шуба вся на ней дрожит;

               Сушиться надлежит;

               Овца к огню бежит.

Ах! лучше б ты, Овца, день целый продрожала

И от воды к огню, безумка, не бежала.

Спросила ль ты, куда дорога та лежала?

       Какую прибыль ты нашла?

              В поварню ты зашла.

То подлинно, что ты немного осушилась;

              Да шубы ты лишилась.

       К чему, читатель, сей рассказ?

Я целю вить не в бровь, я целю в самый глаз:

       Зайди с челóбитьем когда в приказ.

ЖУКИ И ПЧЕЛЫ

                              Прибаску

                              Сложу,

                              И сказку

                              Скажу.

                      Невежи Жуки

                      Вползли в науки

И стали патоку Пчел делать обучать.

                      Пчелам не век молчать,

                      Что их дурачат;

      Великий шум во улье начат.

Спустился к ним с Парнаса Аполлон,

                      И Жуков он

                      Всех выгнал вон,

Сказал: «Друзья мои, в навоз отсель подите;

Они работают, а вы их труд ядите,

Да вы же скаредством и патоку вредите!»

СОВА И РИФМАЧ

              Расхвасталась Сова,

В ней вся от гордости и злобы кровь кипела,

                    И вот ее слова:

«Я перва изо птиц в сей роще песни пела,

А ныне я за то пускаю тщетный стон;

Попев, я выбита из этой рощи вон:

    За сладко пение я бедство претерпела».

    Ответствовал Сове какой-то Стихоткач,

                  Несмысленный Рифмач:

«Сестрица! я себе такую ж часть наследил,

Что первый в городе на рифмах я забредил».

КОЛОВРАТНОСТЬ

           Собака кошку съела,

           Собаку съел медведь,

Медведя, зевом, лев принудил умереть,

Сразити льва рука охотничья умела,

       Охотника ужалила змея,

           Змею загрызла кошка.

                    Сия

           Вкруг около дорожка.

                 А мысль моя,

И видно нам неоднократно,

Что все на свете коловратно.

БЕЗНОГИЙ СОЛДАТ

Солдат, которому в войне отшибли ноги,

Был отдан в монастырь, чтоб там кормить его,

             А служки были строги

             Для бедного сего.

Не мог там пищею несчастливый ласкаться

             И жизни был не рад,

Оставил монастырь безногий сей солдат.

Ног нет; пополз, и стал он пó миру таскаться.

Я дело самое преважное имел,

Желая, чтоб никто тогда не зашумел;

Весь мозг, колико я его имею в теле,

             Был в этом деле,

        И голова была пуста.

        Солдат, ползя с пустым лукошком,

             Ворчал перед окошком:

«Дай милостинку кто мне, для ради Христа,

             Подайте, ради бога:

Я целый день не ел, и наступает ночь».

Я злился и кричал: «Ползи, негодный, прочь,

             Куда лежит тебе дорога;

Давно тебе пора, безногий, умирать,

Ползи, и не мешай мне в шахматы играть».

Ворчал солдат еще, но уж не предо мною,

Перед купеческой ворчал солдат женою.

             Я выглянул в окно,

             Мне стало то смешно,

             За что я спéрва злился,

И на безногого я, смóтря, веселился.

Идти ко всенощной была тогда пора.

Купецкая жена была уже стара

        И очень богомольна;

        Была вдова и деньгами довольна:

Она с покойником в подрядах клад нашла;

             Молиться пеша шла;

Но не от бедности; да что, колико можно,

             Жила она набóжно:

Все дни ей пятница была и середа,

И мяса в десять лет не ела никогда,

Дни с три уже она не напивалась водки,

             А сверх того, всегда

             Перебирала четки.

        Солдат и ей о пище докучал,

             И то ж ворчал.

Защекотило ей его ворчанье в ухе,

И жалок был солдат набóжный сей старухе,

Прося, чтоб бедному полушку подала,

Заплакала вдова и в церковь побрела.

Работник целый день копал из ряды