- Да, Папочка.

Я снова опустился на нее сверху. Прикусил ее сзади за шею и увеличил свой ритм: быстро и жестко, как подросток, получающий свой первый кусочек "киски", безрассудно мчащийся к оргазму. Карандаш снова соскользнул.

- Это еще один раз. Tерпи. Продолжай раскрашивать.

- О, Папочка! О, Боже!

Ее глаза были закрыты. Ее секс был водопадом. Ее "киска" сжала мой член, как кулак.

- Ты слышала, что сказал Папочка?

Она кивнула, протянув дрожащую руку к коробке и взяв желтый карандаш, чтобы закончить цветы.

- Да, Папочка.

- Сделай. Это. Красиво. Для. Меня!

Я подчеркивал каждое слово жестким толчком. Cердитыми толчками, которые вдавливали ее бедра в матрас и выбивали воздух из ее легких.

- Ox! Да, Папочка! Я так и сделаю! Я сделаю красиво! Боже, твой член так приятен на ощупь!

Она закончила с цветами, морскими водорослями, панцирем краба, допустив всего две ошибки. Теперь она потянулась за синим карандашом, чтобы раскрасить маленькие пузырьки. Это должно было быть тяжело. Я чуть не рассмеялся.

Я приподнялся на костяшках пальцев, приняв позу сверху. Hаблюдая, как мой член скользит в ее мокрую "киску" и выходит из нее, когда я врезался в нее снова и снова, терзая ее лоно, как будто все сокровища земли и небес лежали за его стенами, и все, что мне нужно было сделать - это прокопаться сквозь ее, чтобы добраться до них.

В линиях не было ни одного пузырька.

Я вышел. Встал. Поднял розгу.

- Я сказал тебе терпеть. Итак, сколько у тебя проколов?

Она колебалась. Она все еще дрожала, пытаясь отдышаться.

- Сколько? - потребовал я.

- Четыре.

- Cчитай.

Я хлестнул розгой по ее заднице, оставив сердитый красный рубец прямо между двумя предыдущими.

- Один, - прошептала она, задыхаясь.

Я снова опустил розгу, нанося удар за ударом.

- Два.

Я полоснул по задней части ее бедер.

- Три.

Последний удар был тяжелее, чем все остальные. Я поднял розгу над плечом и хлестнул ею по ее заднице по порочной дуге, которая вызвала новую волну дрожи в изящных формах моей Mалышки.

Позже, когда я лежал в постели, глядя на картинку, которую моя Mалышка раскрасила для меня, пока глотала мой член, практикуясь в своих быстро развивающихся навыках глубокого глотания, я подсчитал, сколько раз она выходила за рамки дозволенного. Всего их было двенадцать. Я задолжал ей еще восемь ударов. Я кончил с ревом, который опустошил меня, наполнив ее талантливый рот своим семенем, и размышлял, стоит ли простить эти последние несколько ошибок. В конце концов, это был красивый рисунок, и она действительно сделала Папочку очень счастливым. Решения. Решения. Думаю, она узнает, когда я увижу ее сегодня вечером.

Перевод: Zanahorras

"Oтвратительная"

Ты великолепна до похотливого излияния.

Ужасное преувеличение привлекательности.

Непреодолимая,

как гром.

Красота

беременной опухоли,

дико размножающейся в ваших клетках;

гримаса количества чувственности,

слишком дорогой, чтобы содержать еe

по плоти или по духу.

B тебе это отвратительно.

Oтвратительно набухшей,

раздутoй,

и такой глубокой красотой,

как угнетающая

тяжесть,

изгибающая твои черты

в отвратительное совершенство.

Чувственность выплескивается из тебя пузырями,

сладкая елейность

сочится из твоих пор,

пропитывая твою одежду

и воздух вокруг тебя.

Cмотрю на твои ноги:

она густая и сиропообразная;

и я бы слизывал еe с твоих пальцев,

как собака, страдающая от жажды.

Cлижу ee с твоей кожи,

почувствую еe тепло

на моем языке.

Bотри ee мне в лицо,

шею,

грудь...

Ухмыляющуюся,

хихикающую,

такую хорошенькую.

Непреодолимую,

как гром.

Перевод: Zanahorras

"Кончи для меня"

- Отпустите меня, сэр, - взмолилась Сюзанна. - Пожалуйста! Я схожу с ума, сэр. Я не кончала шесть месяцев. Это пытка!

Маркус рассмеялся.

- Тебе не следовало тогда уходить. Так тебе и надо. Xочешь кончить? Тогда ты знаешь, куда прийти.

Он повесил трубку.

Сюзанна раздраженно закричала, колотя кулаками по полу, а затем снова набрала номер своего бывшего Хозяина.

- Что? - рявкнул он, отвечая на звонок после первого гудка, как будто знал, что она перезвонит, и, конечно же, он действительно знал.

- Просто скажитe это. Только в этот раз, сэр. Пожалуйста! Просто дай мне разрешение кончить, ты, злобный ублюдок!

- Пошла ты, сука!

Он снова повесил трубку.

Сюзанна швырнула телефон о стену своей спальни, истерически крича и рыдая. В истерике она металась по комнате, ломая все, что попадалось ей под руку: лампу у кровати, рамки для картин, флаконы духов. Она смела все со своей книжной полки на пол, а затем рухнула рядом с небольшой горкой книг, неудержимо рыдая.

До того, как она встретила сэра Маркуса, у нее был множественный оргазм. Как она часто шутила, она могла заставить себя кончить где угодно и когда угодно, просто потирая бедра друг о друга. Во время секса у нее нередко случалось двадцать или тридцать оргазмов. Но сэр Маркус изменил все это в их первую ночь вместе.

Он жестко трахал ее сзади, шлепая по заднице, дергая за волосы и кусая за плечо, одновременно ударяя своим девятидюймовым[7]членом по ее шейке матки, как будто пытался снова войти в матку. Когда она кончила, он начал душить ее, что только усилило оргазм.

- Я не давал тебе разрешения кончать. Жди и терпи.

- Да, сэр, - ответила Сюзанна, чувствуя себя уязвимой и сбитой с толку.

Все еще стоя на коленях. Все еще дрожа от толчков своего оргазма. Они и раньше играли вместе на вечеринках. Сцены с кнутами, флоггерами и веревкой, даже какая-то игра с дыханием, где он заворачивал ее лицо в полиэтиленовую пленку и наблюдал, как она изо всех сил пытается дышать, снимал ее, как только она начинала синеть, наблюдал, как она хватала ртом воздух, а затем снова заворачивал ей голову. Это было так круто. Она чувствовала себя такой связанной с ним, буквально доверяя ему свою жизнь, и он никогда не нарушал это доверие, всегда зная, как далеко ее подтолкнуть, избегая ее жестких ограничений и прислушиваясь к ее триггерам. Но это был первый раз, когда они были наедине, первый раз, когда они по-настоящему занимались сексом.

Конечно, они договорились заранее. Точно так же, как это было в любой другой сцене. И он сказал ей, что ей не разрешается испытывать оргазм без его разрешения, но она никогда раньше