цветы под раскаленным солнцем юга, порождая, подобно розам, вокруг которых появляется множество бутонов, маленьких свободных граждан. Природа, в свою очередь, отвечала им такой же щедростью, и в то время, как леса шумели от бесчисленных птиц и всяких четвероногих, земля в необыкновенном изобилии порождала всевозможные злаки, овощи, виноград, древесные ветви сгибались под тяжестью яблок, персиков, гранат, а в глубоком море были иного рода многочисленные жители — рыбы. При таких условиях жить было бы легко, если бы они и очень мало работали, но благодаря завещаниям Осипа они отличались трудолюбием, и после короткой работы над землей они начинали возводить маленькие домики с плоскими крышами, на которых устраивали цветники или, отправляясь на берег моря, делали челноки, лодки или, уходя в леса, ловили разных птиц и животных с целью сделать их ручными. Свободного времени, тем не менее, у них оставалось много, и вот они начали заводить школы и, собираясь в группы, часто возбуждали вопросы о Боге, природе, и такие философские диспуты, благодаря самостоятельно вырабатывающимся мыслям, утончали их ум, как ни в какой школе, где учитель вкладывает в умы зерна истин совершенно так, как птицы, бросающие корм в раскрытые ротики птенцов: то и другое часто выбрасывается вон. Конечно, знания их были очень ограниченны, но зато их головы были свободны от всякого ученого сора, который у нас обыкновенно внедряется в умы вместе с знаниями. Простота религиозных понятий в Зеленом Раю для его обитателей тоже была самым благоприятным условием: видя над своей головой звездное небо, они духовными очами своими видели скрытого Бога в нем и возносились к Нему с молитвой, непосредственно, без всякого предварительного обращения к Его адъютантам — святым и угодникам. Свободный полет мыслей в океане беспредельности вырабатывал в каждом из граждан свое особенное миросозерцание, молитвенное преклонение перед таинственной природой, религиозный трепет при мысли, что все видимое и беспредельное есть порождение воли невидимого и могучего Хозяина, в голубой эфирной мантии с очами-звездами. Все было колоссально, беспредельно величественно и мысль носилась в пространстве, как свободный полет крылатого серафима, не приклеиваясь к позолоченной кукле с усами, как в Китае, или к разрумяненной рожице какой-нибудь небесной фрейлины, как это делают набожные католики. Обитатели Зеленого Рая были свободно религиозными, и молитва их не только укрепляла в них веру, но и кристаллизировала их дух, очищая его от всякой нечистой мысли, умудряя их разум и делая их справедливыми и честными, потому что в ком пребывает Бог, в том поселяются и Его ангелы — мудрость и все доброе. В цивилизованных странах таких чудес религия не делает, а, скорее, наоборот — поселяет в сердца ведьму лицемерия и Каина братоубийства, и неудивительно: вознестись к Богу можно не иначе, как по старой прогнившей лестнице, будто бы ведущей к небесам, на каждой подламывающейся ступени которой стоят вороны в рясах, тем усерднее каркающие об аде, чем больше надеются выловить рыбы в мутном озере небесного царствования. Неудивительно поэтому, что подъем к небесам тяжел и редко кому приходит в голову, что Бог никогда никакой свиты Себе не назначал и потому голос неуча-крестьянина может быть так же услышан Им, как и казуистическая торжественная молитва первого архипастыря, заседающего в Ватиканском дворце. Не имея определенных верований и обрядов, обитатели Зеленого Рая не имели также судий и судов, и это избавляло их от большого несчастья: помрачения ума и помешательства совести. Совесть у каждого из них была пока здоровой и потому единственно она являлась верховным судьей со скипетром справедливости в руке и в короне добродетели, восседающей на троне сердца. До сих пор среди членов общины царила полная гармония понятий, справедливости и дружелюбия, а потому — беззаботного счастья и веселья, но ни одно общество под солнцем не живет длинные годы такой счастливой жизнью, потому что злейший враг человеческого счастья — человек-разрушитель. Часто внук сознательно разрушает счастье, созданное дедом, а правнук опрокидывает на головы людей все беды и несчастья, как огнедышащий вулкан, покрывающий целый город огнем и пеплом. И вот в то время, когда обитатели Зеленого Рая предавались беззаботному веселью, осторожно и тихо прокрадывалась поднявшаяся на хвост змея с человеческой физиономией.

Парамон шел между домиками, прихрамывая, опираясь на палку и пристально всматриваясь в счастливые лица обитателей деревни. Картина общего счастья, а в особенности вид красивых женщин, за которыми ухаживали молодые люди, вызывали в душе его чувство зависти, злобы и как бы обиды: ведь природа создала его таким безобразным точно нарочно, чтобы женщины отворачивались от него с отвращением и чтобы бесконечно его мучить. Чувство обиды с самого детства запало в его душу и с годами стало разгораться в неугасаемый огонь злобы, досады и зависти. Бог, очевидно, глубоко несправедливый Отец Своих многочисленных сыновей, так как одних создает умными и красивыми, другим дает чудный голос растрагивать сердца, третьим — разнообразные таланты, а его вот создал уродом, точно для общего поругания. Такие мысли, кружась в его уме, входили в сердце, как острые спицы, и протесты его, направленные по адресу Небесного Отца, часто видоизменялись, направляясь против земного — Демьяна — и против всех людей. Бог — центральная фигура мироздания, а раз Он является главным нарушителем равенства и справедливости, то, по мнению Парамона, любовь, равенство, справедливость и совесть — не что иное, как одна «большая глупость», придуманная дураком Осипом. «Сам Отец Небесный хромает по этой части, насчет совести, значит, — рассуждал Парамон, — и обижает меня жестоко цельную жизнь и как бы глумится с небес, ну так и я тоже вынул ее из себя, на кой прах она? И посмеюсь вволю, потешусь, потому одно это, собственно, и осталось мне». Все такие мысли он заботливо скрывал от окружающих, проникаясь все более лицемерием и хитростью. Он не хотел, однако же, быть совершенно одиноким в области осмеяния социального устройства Зеленого Рая и потому стал расспрашивать у различных изгнанников из России, как там живут люди, и, не довольствуясь этим, стал разыскивать книги и усиленно читать. Общая картина прошлого человечества была в его глазах мрачной, мученической и кровавой, и ему делалось весело. «Вот тебе и добрый папаша на небеси — какие кнуты закатывает деткам любезным и все кровь — кровь — кровь — должно, пьет это ее вместо виноградного вина и во хмелю бывает дерзок на руку… Что ж, по мне так веселее… Не хочу я видеть этих рож счастливых, точно медом обмазанных, не хочу рая на земле, потому что он мучение