Шрифт:
Закладка:
Сейчас море было залито только–только взошедшим солнцем, а точнее, только–только взошедшими солнцами, водная гладь блестела, раскаляясь вместе с набиравшим силу летним днем. Почему летним? Потому что только летом может быть так тепло, только летом может так быстро отступать прохлада, скрываясь в звенящем от зное воздухе.
— Здесь очень красиво, — произнесла я.
Произнесла от души, или от сердца? По крайней мере, в сердце точно что–то почувствовала, будто от него разошлись горячие теплые волны, и… рука Виоргана под моей дрогнула, он даже споткнулся, а потом посмотрел мне в глаза и хрипло произнес:
— Пожалуй, нам лучше поторопиться.
Вот и что это такое только что было?
Выяснить, правда, мне не позволили: брат Феникса так ускорился, что я чудом не летела за ним на парусах платья, два поворота — и вот мы уже на овальном балкончике, где в лучших традициях итальянских курортов накрыт стол на троих. Два стула уже были заняты бабушкой и Любой, чуть поодаль стояли слуги, готовые подавать нам еду по первому зову.
— Чудесного завтрака, ларэй, — уже более спокойно произнес мужчина, проводив меня до стола и отодвинув стул.
Люба присвистнула, но под строгим взглядом бабушки тут же сделала вид, что рассматривает виды.
Впрочем, стоило Виоргану отойти, как я подалась вперед:
— Ба! Что ты обо всем этом знаешь?
— О чем именно? — уточнила бабуля, проследив, как выходит брат императора.
Здесь определенно творилось что–то странное, потому что моя бабуля, которая в свои восемьдесят пять сейчас выглядела от силы на пятьдесят, а то и сорок, вызывала у меня не меньше вопросов, чем вся история алых сирин и фениксов, вместе взятых.
— Как — о чем?! Об этом, — я обвела руками все сущее.
Все сущее, к слову, тоже было великолепным. С этого балкончика моря не было видно, зато было видно парк. Густые высокие деревья, некоторые украшенные цветами, благоухающие, как южные ночи в июне. Доносящиеся ароматы и свежий воздух кружили голову. Буквально. Я только сейчас обратила внимание, что воздух здесь прозрачный, кристально чистый, без каких–либо посторонних примесей в виде бензина, заводских выбросов и прочей прелести.
Пока я прокручивала это в голове, к нам приблизились слуги. Они открыли крышки расставленных по столу блюд, добавив к ароматам цветущего сада еще и ароматы вкуснющей еды. То, что вкуснющей, я поняла сразу, у меня в животе заурчало мгновенно и достаточно громко. Я бы смутилась, не будь рядом Любы: все внимание привлекала она. Точнее, ее рваные джинсы и рваный топ, на который слуги, как ни старались сохранять нейтралитет, смотрели очень большими глазами. Очень выразительными.
Правда, взгляды тут же отводили, а после и вовсе радостно поспешили удалиться, подчиняясь жесту бабушки. Что окончательно меня уверило в том, что эта женщина что–то знает!
Но, прежде чем я успела открыть рот, бабушка негромко произнесла:
— Понимаю, о чем ты хочешь спросить, Надежда. Но я сама знаю немногим больше твоего.
— Насколько немногим? — уточнила я, глядя на эту вмиг помолодевшую женщину, которую служба опеки сочла неспособной выполнять прямые обязанности.
— Моя мама, ваша прабабушка, была из этого мира, — произнесла она, и Люба, уже успевшая напихать в себя щедро политые на вид похожим на клубничный соусом оладьи, поперхнулась и закашлялась. Бабуля участливо постучала ее по спине.
— То есть ты это сейчас так спокойно нам говоришь?
— Я сама узнала случайно, — пожала плечами бабушка. — Мама никогда не стремилась говорить об этом… просто однажды, перед свадьбой с вашим дедушкой, она посвятила меня в тонкости последствий моей силы. Оказывается, остаточная угасающая сила алых сирин настолько мощная, что способна уничтожить мужчину из нашего мира. При достаточно долгом… гм, общении.
Я могла бы поклясться, что бабуля слегка порозовела, хотя возможно, это был просто отблеск от лепестков нависающей над нами ветки с роскошными ярко–красными цветами. Что же касается Любы, она забыла про местные оладьи и теперь смотрела на бабушку во все глаза. Все мы тут дружно поняли, о чем она говорит.
— Сначала я не поверила, конечно. Но потом поняла, что она права. У дедушки после брака со мной начались проблемы с сердцем и я, сразу после того как родила вашу маму, предпочла отказаться от него.
— Так вы поэтому с дедом развелись?
— Да, и благодаря этому он жив до сих пор.
Не просто жив, но и с другой семьей. Хотя, несмотря на это, дедушка нас очень любил, а все мы очень любили ходить к нему в гости. Все, кроме бабушки.
— Так, а что еще она сказала? — вклинилась Люба.
— Больше ничего. Сказала, что однажды магия алых сирин пробудится в моих потомках. Снова. И тогда их — в данном случае вас — позовут обратно.
— Э–э–э? Вот прямо так и сказала?
— Да. Еще она добавила, что не вправе разглашать подробности, потому что это нарушит структуру заклинания и может повлиять на судьбы двух миров.
Люба вернулась к оладьям. Я же всерьез размышляла о том, чтобы сделать то же самое: поедание оладьев гораздо проще, чем только что полученная информация, которая почти не пролила свет на все происходящее.
— Ну а про фениксов и про алых сирин ты что–нибудь знаешь?
Бабушка покачала головой.
— Нет. Мама сказала, что я узнаю все, когда придет время. И что это не моя история, чтобы мне ее раскрывать.
Очень загадочно. Загадочнее некуда.
— И ты не переспрашивала?
— Переспрашивала конечно. Но мама была упорной. Она всегда была очень упорной, вы же знаете.
Я попыталась вспомнить прабабушку Лизу и не смогла. Вера была маленькой, когда ее не стало, а уж я и подавно. Разве что портрет: высокая темноволосая женщина с густой косой, резким, прямым и открытым взглядом. Он висел у бабушки в комнате сколько я себя помню.
— Погоди… так получается, мама поэтому ни с кем не сходилась надолго?
Бабушка кивнула.
— Да. Она не хотела повторения моего расставания с дедом, поэтому позволяла себе лишь короткие романы. И… вас.
Просто большая дружная семья на выезде!