Шрифт:
Закладка:
— Василий Петрович, я понимаю ваш интерес…
— Научный интерес, прошу заметить. Исключительно научный, Константин Платонович!
Да, да, конечно. Я точно знал, что Сумароков хочет распотрошить мумию на предмет содержания красной ртути. И он прекрасно знал, что я это знаю. Но продолжал ломать комедию.
— Я и не сомневаюсь, Василий Петрович. Но вынужден вам отказать. Не хотелось бы второй эпидемии чумы, знаете ли.
В эти игры можно играть и вдвоём. У меня найдутся действенные аргументы, чтобы не отдавать добычу Сумарокову.
Спор становился всё жарче и начал переходить на повышенные тона. Сумароков горячился и пытался не мытьём, так катаньем выцыганить у меня мумию. А я стоял на своём и соглашался отдать только саркофаг. Он ведь имеет историческую ценность? Можно в музее поставить или передать в кунсткамеру. Сумарокова аж перекосило от такого предложения — плевать ему было на историческую ценность.
В этот момент к нам подошёл Орлов. Он не только сумел встать, но и уверенно держался на ногах. И только морщился, когда приходилось поворачивать голову.
— Поддержу Константина Платоновича. Он некромант, ему положено заниматься такими вещами. Пусть забирает эту гадость!
Сумароков обиженно хмыкнул, но спорить больше не стал. Ничего, перетопчется без мумии, это ему не коробка с подарками, чтобы распаковывать для интереса. А его обидку я как-нибудь переживу.
* * *
С некоторыми трудностями мы с Кижом доставили саркофаг в подвал моего московского особняка. Пока вытаскивали его из гагаринского подземелья и грузили на подводу, Сумароков ходил вокруг, как акула возле добычи. Он несколько раз пытался если не выкупить мумию, то хотя бы осмотреть её, даже в моём присутствии. Но я был непреклонен и, кажется, окончательно рассорился с Сумароковым. Что поделать, но никак нельзя было позволять ему потрошить мертвеца.
Когда же саркофаг оказался у меня в подвале, пришло время «пообщаться» с покойником, выяснить, кто он, откуда, и понять, как возвращать его на место.
— Открывай, Дмитрий Иванович.
— А зачем? — поинтересовался Киж, снимая цепи. — Хотите размотать эту «куколку»? Потому и не отдали приставучему деду?
— Допрашивать будем. То есть я задавать вопросы, а ты переводить.
Наконец цепи со звоном упали на пол, и Киж сдвинул крышку. Тут же на бортик саркофага легла рука в бинтах, и мумия попыталась выбраться наружу.
— Лежать!
Ага, так она меня и послушала! Пришлось зажечь на ладони магический огонь и сунуть ей прямо в лицо. Мумия отшатнулась и грохнулась обратно в саркофаг. Боишься? Это правильно!
— Дмитрий Иванович, скажи ей, чтобы лежала и не пыталась встать.
— Он вас понимает, Константин Платонович, — усмехнулся Киж, — не хуже чем я. И говорит, что вы унижаете его царское достоинство. Он великий фараон…
Киж поморщился, будто съел зелёную сливу.
— Не знаю, как это должно звучать. Импхотутепь. Хопупепь. Нет? Ыхнутон?
Мумия страшно заскрипела зубами и замотала головой.
— Да не знаю я, как твоё имя звучит!
Покойник, хрипя, снова попытался подняться.
— Лежать! — гаркнул Киж, прежде чем я отреагировал, и стукнул его кулаком в лоб.
Саркофаг снова принял в свои объятья беспокойную мумию.
— Говорит, я великий фараон Верхнего и Нижнего Египта могущественный… Хухупеп?
Услышав новое имя, мумия забилась в истерике.
— Тихо! — я добавил в голос силы, и после окрика в саркофаге затихло.
Сделав паузу, я наклонился и посмотрел мумии в глаза, горящие зеленоватым огнём. Она не выдержала моего взгляда и постаралась отвернуться.
— Слушай меня внимательно, Хотепка.
Мумия заскребла ногтями по стенкам.
— Я сказал Хотепка, значит, Хотепка. Ещё одно возражение, и я отдам тебя Сумарокову. Дмитрий Иванович, объясни ему, кто это такой.
— Он знает, — Киж коротко хохотнул, — и понимает, что его там ждёт.
— Вот и отлично. Значит, Хотепка, слушай в оба уха, повторять я не буду. Ты сидишь в своём «домике» тихо-тихо, чтобы ни одна мышь тебя не услышала. Даже не пытаешься выбраться наружу. А я тебя отвезу в твой любимый Египет, или как вы там его называли… Та-Кемет? Вот туда и отвезу. Ты же точно оттуда?
— Он оттуда.
— Где находится твоя гробница?
Беспокойный мертвец заскрипел зубами и что-то «говорил» почти целую минуту. Киж выслушал до конца и только потом начал переводить.
— Он говорит, что был великим фараоном Хотепкой, — Киж усмехнулся, а мумия дёрнулась, — и его похоронили в самой величественной пирамиде, запечатав страшными заклинаниями и прокляв разорителей на мучительную смерть. Но его внук, которого он трижды проклинает, вынес его гроб из пирамиды и приказал похоронить себя вместо деда. Хотепка просит, чтобы мы вернули его в гробницу, и он отблагодарит нас великой наградой.
— Предположим.
Снова раздался скрип. Киж слушал, усиленно сдерживая улыбку.
— Хотепка говорит, что мы должны облегчить его посмертную участь, потому что он безмерно страдает. Нужно убить тридцать рабов, забальзамировать, и они будут служить ему, пока он мучается без своей гробницы. Также нужны семь наложниц, тоже правильно забальзамированные, чтобы обмахивать его опахалом, стричь ногти и менять бинты. Хотепка приказывает сделать это немедленно, чтобы заслужить его благосклонность.
— Может, в центре Москвы временную пирамиду построить, чтобы ему приятнее было лежать?
— Он не возражает, но говорит, что пирамида должна быть не ниже десяти царских локтей мехе.
— Хотепка, — я наклонился над саркофагом и в упор посмотрел на мумию, — ты, кажется, не понял, с кем имеешь дело. Рабынь тебе? Наложниц и пирамиду? Сейчас я покажу, что тебя ждёт, если продолжишь вести себя подобным образом.
Анубис только и ждал этой минуты. Лицо у меня вытянулось, превращаясь в морду шакала, а на бинты мумии лёг красный отсвет от моих пылающих глаз.
Мумию от внезапного преображения затрясло, как в лихорадке, и она просипела:
— О, Великий господин Запада, сидящий под тамариском, Судья мёртвых, Взвешивающий сердце на весах, Хранитель душ! Прости жалкого раба, не узнавшего тебя в плотском облике! Повергаю себя ниц в прах у сандалий твоих! Исполню все приказы твои, дабы умилостивить тебя. Да будут звать меня отныне Хотепка, по слову твоему!
— Молодец!
Я выпрямился, и лицо приобрело нормальный вид. Киж наблюдал за моими метаморфозами с восторгом и лыбился до ушей.
— Работаем, Дмитрий Иванович. Сейчас мы его замотаем в полотно для лучшей сохранности и упакуем в ящик. В этом гробе, — я кивнул на саркофаг, — его будет сложно перевозить.
Мумия больше не дёргалась, даже когда мы обмотали её тканью и крепко перевязали верёвками. Я