– Поставь, пожалуйста, куклу на место, – прошу я, сжимая зубы.

И он делает это. Притворно роняет куклу, от чего моё сердце испуганно сжимается, а сама я громко втягиваю воздух. Потому что каждая из пяти малышек мне безумно дорога. Ведь в детстве кукол у меня не было.

Ник коротко смеётся, но в тёмных глазах нет места веселью. Сплошная жестокость, не терпящая неподчинения.

– Дверь, – холодно напоминает он.

Я делаю глубокий, успокаивающий вдох и закрываю дверь.

Он только что нашёл моё слабое место, и теперь намерен мной манипулировать.

Кто ты, Никлаус? Уже точно не тот вежливый парень, что, уходя, похвалил стряпню моей сестры. Теперь ты настоящий? Или очередная маска?

– Что тебе нужно, Ник? – спрашиваю я, опираясь спиной на комод, стоящий напротив моей кровати.

Он проходит к окну, за которым опускаются сумерки, и присаживается на подоконник. Щелкает пальцами по винтажной шляпке на голове у куклы, от чего я неприязненно морщусь, и смотрит на меня исподлобья:

– Во-первых, в этом доме нет ничего твоего. Ясно?

– Как оригинально, – язвительно улыбаюсь я. – Дальше.

– Дерзкая?

– Скорее проницательная, – не соглашаюсь я, пожимая плечами. – Ты сын того, кто заработал деньги на этот дом, а потому считаешь и себя его хозяином. Я тебе не нравлюсь, и ты благородно решил указать мне место, словно я сама о нём не знаю. Ничего удивительного.

– Отлично, – медленно кивает он, задумчиво исследуя взглядом моё лицо. – Мне нравится, что ты знаешь своё место. Значит, поладим.

– Я бы не была так уверена.

– Ты – не я, – нагло ухмыляется он. Но в следующий миг улыбка исчезает: – Ляг на кровать.

Я поднимаю одну бровь, он тоже. Взгляд изучает, ловит мои эмоции на лице или в глазах, угрожает и продавливает.

Киваю, прохожу к кровати и укладываюсь на покрывало в уютную клетку, которое купила себе сама на собственные деньги. Знаю, это ещё одна проверка с его стороны, но и с моей тоже. Пока он молча за мной наблюдает, я поправляю подушку под спиной, опираюсь на неё и скрещиваю руки и ноги.

– Сними платье.

Я ожидаю чего-нибудь в таком духе, но всё равно чувствую у щёк жар смущения. Слишком откровенная насмешка в его тёмных глазах, слишком откровенен и интерес: поведусь ли, исполню ли и такое распоряжение?

Разумеется, нет.

Открываю рот, чтобы как-нибудь съязвить, но он меня перебивает:

– Расслабься. Ничего нового я там не увижу. Теперь к делу.

– Да, будь добр, – вновь скреплю я зубами, потому что его ремарка отчего-то неприятно царапает грудь.

Он поднимается на ноги, делает пару шагов в мою сторону и невысоко подбрасывает в руках мою куклу, от чего у меня снова чуть не останавливается сердце. Ник качает головой:

– Видела бы ты своё лицо…

– К делу? – поторапливаю я его.

– Завтра в колледж едешь со мной.

И всего-то? Серьёзно? Или он так шутит?

– Зачем? – не понимаю я.

– Это неважно, – проходит он к полке, я слежу за ним взглядом. – Всё поняла?

– Но я…

– Всё поняла?

– Да.

Как в замедленной съёмке, я наблюдаю за куклой в его руке, которую он вытягивает параллельно полу. Ник стоит ко мне спиной, удерживая куклу на весу. Секунда, и его пальцы разжимаются. Я просто не успеваю вовремя среагировать. Она летит вниз, многослойные юбки её красивого платья поднимаются в сторону обратного потока воздуха. Болезненный удар сердца о рёбра. Короткий, наполненный отчаяньем вздох. Звон материала. Она разбивается.

– Ты сдурел?! – подскакиваю я на ноги.

Боже, как же хочется ему врезать!

Правда не долго. Уже в следующий миг Ник резко разворачивается ко мне, жестко хватает меня одной рукой за плечо, дергает на себя и пальцами другой руки сжимает мои скулы. Глаза почти чёрные от той беспочвенной ненависти, что горит в его остром, как бритва, взгляде. Я задыхаюсь, и от него, и от негодования, что бушует у меня в груди. Тем временем, Ник цедит у моего лица, обжигая кожу горячим дыханием:

– Чтобы ты точно знала, что я не даю пустых угроз, Ан-ни.

Он с силой толкает меня на кровать, и я от неожиданности заваливаюсь на спину, голова отпружинивает от матраса, подол платья задирается вверх. А он просто на просто уходит! Без оглядки, быстро и неумолимо.

Громко хлопает дверь.

Боже, какой же он придурок! Мерзавец! И кретин!

– Козлина! – шиплю я по-русски, глотая слёзы обиды. – Конченый урод!

Встаю и опускаюсь на колени у разбитой куклы. Руки дрожат. Меня всю трясёт от едва сдерживаемых рыданий, злости и отчаянной обиды. Я же согласилась ехать с ним в этот чёртов колледж! Сказала «да»! Зачем он её разбил?!

Чёрт, я готова его возненавидеть, честное слово. И моя ненависть не будет беспочвенной, в отличии от его!