– Он не захочет жить, – наконец вымолвил я.

– Но почему?

– Потому что он уже взмывал высоко на теплых крыльях ветра.

– Я тебя не понимаю, – нахмурилась Камари.

– Птица, коснувшаяся неба, – пояснил я, – не найдет счастья, коротая свой век на земле.

– Я сделаю его счастливым, – решительно заявила Камари. – Ты его вылечишь, я буду о нем заботиться, и он будет жить.

– Я его вылечу, а ты будешь о нем заботиться, – сказал я. – Но, – повторил я, – жить он не будет.

– Сколько я должна заплатить за лечение? – неожиданно деловым тоном спросила она.

– Я не беру платы с детей, – ответил я. – Завтра я приду к твоему отцу, и он мне заплатит.

Камари настойчиво покачала головой:

– Это моя птичка. Я сама расплачусь с тобой.

– Очень хорошо. – Меня восхищала ее смелость, ибо большинство детей – и все взрослые – боялись мундумугу и никогда не решались в чем-то противоречить ему. – Целый месяц ты будешь утром и днем подметать мой двор. Просушивать на солнце одеяла, наполнять водой тыкву-горлянку и собирать хворост для моего очага.

– Это справедливо, – кивнула она, обдумав мои слова. Затем добавила: – А если птица умрет до того, как кончится месяц?

– Тогда ты поймешь, что мундумугу мудрее маленькой девочки кикуйю.

Камари выпятила челюсть.

– Он не умрет. – Она помолчала. – Ты можешь перевязать ему крыло прямо сейчас?

– Да.

– Я помогу.

Я покачал головой:

– Лучше смастери клетку, в которую мы посадим его. Если он слишком быстро начнет шевелить крылом, то снова сломает его, и тогда мне придется его убить.

Она протянула мне сокола.

– Скоро вернусь. – И побежала к своему шамба.

Я внес птицу в хижину. Сокол совсем обессилел и позволил мне крепко завязать его клюв. Затем я, не торопясь, наложил шину на сломанное крыло и притянул его к телу, чтобы обездвижить. Сокол пищал от боли, когда я соединял кости, но по большей части не мигая смотрел на меня, так что удалось управиться за десять минут.

Камари вернулась часом позже с маленькой деревянной клеткой в руках.

– Достаточно большая, Кориба? – спросила она.

Я взял у нее клетку, осмотрел.

– Почти великовата, – ответил я. – Он не должен шевелить крылом, пока не срастутся кости.

– Он и не будет, – заверила она меня. – Я буду постоянно присматривать за ним, целыми днями.

– Ты будешь присматривать за ним целыми днями? – удивленно повторил я.

– Да.

– А кто тогда будет подметать в моей хижине и бома, кто станет наполнять тыкву водой?

– Я буду носить клетку с собой, когда буду приходить, – ответила она.

– С птицей клетка будет заметно тяжелее, – предупредил я.

– Когда я выйду замуж, мне придется таскать куда более тяжелую ношу, ведь я буду работать в поле и носить дрова для очага в бома моего мужа, – сказала девочка. – Неплохая подготовка. – Она помолчала. – Почему ты улыбаешься, Кориба?

– Не привык к поучениям необрезанных детей, – ответил я с усмешкой.

– Я не поучала, – с достоинством возразила Камари. – Просто объясняла.

Я заслонил глаза рукой от дневного солнца.

– Ты совершенно не боишься меня, маленькая Камари? – спросил я.

– С какой бы стати?

– Потому что я мундумугу.

– Это означает лишь одно: ты умнее прочих. – Она пожала плечами. Бросила камешком в курицу, решившую подойти к клетке. Курица убежала, недовольно кудахча. – Со временем я стану такой же мудрой, как и ты.

– Неужели?

Она серьезно кивнула.

– Я уже считаю лучше отца, я уже многое могу запомнить.

– Например? – Я чуть повернулся, когда налетевший порыв горячего ветра обдул нас пылью.

– Помнишь историю о птичке-медоуказчике, которую ты рассказывал деревенским детишкам перед началом долгих дождей?

Я кивнул.

– Я могу повторить ее, – сказала она.

– Ты хочешь сказать, что помнишь ту историю.

Камари энергично замотала головой:

– Нет, могу повторить слово в слово.

Я сел, скрестив ноги.

– Давай послушаем, – сказал я, лениво глядя вдаль на пару юношей, выпасавших скот.

Она ссутулилась, словно на ее плечи давил груз лет, равный моему, и заговорила детским голосом с моими интонациями, воспроизводя даже мои жесты.

– Живет на свете маленькая коричневая птичка-медоуказчик, – начала она. – Размерами с воробья и такая же дружелюбная. Прилетит в бома и позовет, а если пойдете за ней, она приведет прямо к улью. А потом будет ждать, пока соберете сухую траву, разожжете костер и выкурите пчел. Но вы должны всегда, – она выделила это слово точно так же, как я, – оставлять ей немного меда, ибо если забрать весь мед, то в следующий раз она заведет вас в пасть к физи гиене или в пустыню, где нет воды, и вы умрете от жажды, – закончив, она распрямилась и одарила меня улыбкой. – Видишь? – гордо прозвучал ее вопрос.

– Вижу. – Я согнал со щеки крупную муху.

– Все рассказала правильно? – спросила она.

– Да, ты рассказала все правильно.

Она задумчиво посмотрела на меня.

– Возможно, я стану мундумугу после твоей смерти.

– Неужели смерть моя так близка? – полюбопытствовал я.

– Ты, – сказала она, – совсем старый и сгорбленный, лицо у тебя все в морщинах, и ты слишком много спишь. Но я только порадуюсь, если ты не умрешь прямо сейчас.

– Постараюсь не разочаровать тебя, – с иронией ответил я. – А теперь неси своего сокола домой.

Я собирался было рассказать ей о его потребностях, но она заговорила первой:

– Сегодня он есть не захочет. Но с завтрашнего дня я начну скармливать ему толстых насекомых и по меньшей мере одну ящерицу в день. И воды у него всегда должно быть вволю.

– Ты очень наблюдательна, Камари.

Она опять улыбнулась и побежала к себе в бома.

Камари вернулась на рассвете с клеткой в руках. Опустила ее на землю в тени, наполнила маленькую глиняную чашку водой из одной из моих тыкв и поставила в клетку.

– Как чувствует себя сегодня твоя птица? – спросил я, сидя у самого костра, ибо, хотя инженеры-планетологи Эвтопического Совета создали на Кириньяге точно такой же климат, что и в Кении, солнце еще не прогрело утренний воздух.

Камари нахмурилась:

– До сих пор ничего не ел.

– Поест, когда достаточно проголодается. – Я натянул одеяло на плечи. – Он привык бросаться на добычу с неба.

– А воду все же пьет, – добавила Камари.

– Это хорошо.

– Разве ты не можешь произнести заклинание, которое сразу его вылечит?

– Это обойдется слишком дорого. – Я предчувствовал, что она задаст этот вопрос. – Так выйдет лучше.

– Насколько дорого?

– Слишком дорого, – закрыл я дискуссию. – По-моему, тебе есть чем заняться.

– Да, Кориба.

Камари провела несколько минут, собирая сучья для очага. Наполнила пустую тыкву водой из реки. Затем скрылась в хижине, чтобы выбить одеяла и расправить их. Но тут же вышла оттуда с книгой.

– Что это, Кориба?

– Кто разрешил тебе трогать вещи мундумугу? – резко спросил я.

– Как же я могу прибираться, не трогая их? – Камари не выказывала страха. – Что это?

– Это книга.

– Что такое книга, Кориба?

– Не твоего ума дело, – сказал я. – Положи ее на место.

– Хочешь, я скажу тебе, что это такое, на мой взгляд? – ответила Камари.

– Скажи, – ответил я, заинтересовавшись.

– Ты всегда рисуешь какие-то знаки на земле перед тем, как разбросать кости, чтобы вызвать дождь, не так ли? Я думаю, что