Шрифт:
Закладка:
После окончания церемонии немногочисленные гости собрались на улице Фобур-Сент-Оноре, в особняке Штернов. Консоли в большой столовой украшали букеты полевых цветов, наполняя воздух свежестью. Ставни были закрыты, чтобы сохранить прохладу, в то время как снаружи жара погрузила Париж в праздное оцепенение. В центре комнаты стояла полная корзина свадебных подарков — их список, прикрепленный рядом, казался бесконечным. Однако в глазах матери невесты самым ценным из этих даров, затмевающим своим происхождением все остальные, была маленькая золотая брошь от императрицы Евгении — крестной матери маркиза. Этот предмет как нельзя лучше подтверждал успешность заключенного союза. В лице дочери Эрнеста продолжала свое собственное возвышение, покоряя недоступные доселе высоты. Теперь она стала тещей крестника французской императрицы. Эта неожиданная и в некотором роде забавная родственная связь отнюдь не казалась ей чем-то несущественным. В своем воображении Эрнеста удостоилась почестей самого французского императорского двора.
8
В тот вечер Марии-Луизе предстояло впервые спать на простынях, украшенных вышитыми инициалами ее супруга. Предстояло впервые отдаться мужчине. Она ничего не знала о подобных вещах. Пространная речь, переполненная витиеватыми метафорами и расплывчатыми эвфемизмами, с помощью которой мать за несколько дней до свадьбы пыталась подготовить Марию-Луизу к этому моменту, только усилила ее волнение. Теперь молодая женщина с ужасом ждала этого обязательного этапа, истинное содержание и конечный результат которого выглядели для нее еще более непонятными, чем прежде. Практические рекомендации Эрнесты по ведению домашнего хозяйства были куда более четкими и ясными. Она знала, что ее дочь молода и легко поддается влиянию. Важно было с самого начала обозначить свою территорию и оформить нотариально заверенный раздел имущества. Ее приданое было значительным первоначальным вкладом в семейное состояние. Теперь, когда эта сумма была выплачена, Марии-Луизе предстояло самостоятельно распоряжаться своими доходами и имуществом. И прежде всего — не подписывать ничего из предложенного ей мужем, не посоветовавшись с поверенным, который отныне будет консультировать ее в ведении дел.
Наступила ночь. На еще не успевшем остыть крыльце Эрнеста и Люси на прощание расцеловали новобрачную. Затем Мария-Луиза спустилась по ступенькам под руку с мужем. Он усадил ее в карету, заботливо помогая расправить бесконечный шлейф свадебного платья. Ландо, запряженное четверкой белых лошадей с плюмажем, с грохотом отправилось в путь. Проехав мимо расположенного по соседству Елисейского дворца, оно повернуло налево, в сторону Сены, и, миновав недавно построенный Большой дворец изящных искусств с его стеклянным куполом, затерялось в безлюдных улицах седьмого округа.
Открытые окна квартиры, в которую Мария-Луиза попала впервые и которой отныне предстояло стать ее домом, впускали прохладный ночной воздух. Легкий сквозняк раскачивал шторы и заставлял мерцать огоньки канделябров. Нетвердыми шагами она прошла через гостиную в дверь, на которую ей указал слуга. Там за ширмой горничная расшнуровала корсет, который весь этот жаркий день сковывал ее движения. Закончив свой туалет, она надела тонкую ночную рубашку из шифона и атласа, отделанную кружевом Кале, и присела перед туалетным столиком. Она сразу узнала этот небольшой предмет обстановки из палисандра с инкрустацией из розового дерева, увенчанный резным овальным зеркалом, — до этого дня он стоял в ее девичьей спальне. Она положила свой свадебный венок рядом с хрустальными флаконами, перламутровыми футлярами и лакированными шкатулками. Знакомые предметы и присутствие женщины, которая раньше служила в доме матери, немного приободрили ее в этой непривычной обстановке. В руках она лихорадочно сжимала край свадебной фаты. Горничная распустила ее тяжелые каштановые волосы с золотистыми бликами и расчесала длинные пряди, спускавшиеся на плечи. В зеркале молодая маркиза встретилась взглядом со своей служанкой. На лице этой девушки, которую Эрнеста выбрала в качестве помощницы молодой пары в их новом доме, мелькнула усмешка, граничащая с дерзостью. Мария-Луиза выхватила расческу у нее из рук и непривычно властным тоном приказала ей уйти. Оставшись одна, она неуверенно открыла большую дверь и вошла в супружескую спальню, тускло освещенную двумя масляными лампами по обе стороны кровати. Дрожа от волнения, она скользнула под шелковые простыни, источавшие нотки мыла и лаванды.
После долгих минут ожидания к ней присоединился муж. Его внезапная близость ошеломила ее. Его лихорадочные движения, пронизанные неведомой ей доселе интимностью, выражали намерение, которого она не понимала. Уверенной рукой он задрал ее ночную рубашку. Дрожа, она попыталась остановить его своим бездействием. Успокаивающие слова, которые он шептал, противоречили поспешности и резкости его действий. Вскоре Мария-Луиза ощутила на себе тяжесть мужа. Ее пронзила боль. Осквернение ее самой сокровенной целостности — вот что она чувствовала в тот момент. Когда надругательство мужа над ее девственностью закончилось, Мария-Луиза осталась лежать с закрытыми глазами, оцепенев в застывшей тишине, где не было места словам. Она глотала слезы. Против своей воли она приобщилась к жестокой тайне, о существовании которой даже не подозревала. Отныне она будет уже совсем другой женщиной. Той, чью душу преобразила череда событий, которые, взятые по отдельности, не играли большой роли, но все вместе полностью изменили ее личность. Через месяц ее ждал следующий этап этой метаморфозы, который еще больше отдалит ее от прежней Марии-Луизы.
Ранним утром на исходе лета она вновь будет стоять перед алтарем, отрекаясь от веры своих предков.
9
В поисках информации о крещении Марии-Луизы я отправился в исторический архив Парижской епархии, где хранятся регистрационные записи католических общин города. Усаженная деревьями улица Доктора Ру располагалась в самом сердце пятнадцатого округа и представляла собой череду разнородных зданий, излучающих очаровательную провинциальную атмосферу. По пути туда я продолжал ломать голову над причинами обращения Марии-Луизы в католичество. Сделала она этот выбор сама или под давлением своей новой семьи? В просвете между домами я увидел ничем не примечательную с точки зрения архитектуры церковь, к которой примыкало продолговатое административное здание. Я был на месте.
Внутри пахло старой бумагой. Этот запах напомнил мне комнату консьержки из моего детства. Читальный зал был почти пуст, лишь в углу, у окна, сидела пожилая женщина, склонившись над пожелтевшей газетой. Меня поприветствовал мужчина средних лет в пиджаке с приколотым к лацкану маленьким золотым крестиком. Выслушав цель моего визита, он вышел и через