Шрифт:
Закладка:
Неподалёку от нас в открытом море мирно дымит судно «Отар», которое пришло из Дагомеи и сейчас стоит на карантине из-за обнаруженных на борту случаев жёлтой лихорадки. Пассажиров на борт принимают, но не выпускают до конца карантина.
На пятнадцатый вечер со дня, когда я поднялся на борт в Марселе, меня навестил Вюйе, чтобы рассказать, что молния, ударившая несколько ночей назад в передний трап, оставила на нём ясный след, а ещё что днём раньше, проходя мимо одного негритянского села, наше судно дало три гудка, так как негры из окрестностей Табу согласились работать лишь при условии, что их селу окажут такую честь. Так они хотели попрощаться со своими семьями. Разговаривали мы до часа ночи, и было приятно пить ледяной лимонад и чувствовать ночной ветерок.
Когда я закончил упаковывать вещи и поднялся на палубу, передо мной возник Басам. Береговая линия длинная, однообразная, не слишком зелёная. Но это всего лишь холмы, которые закрывают основной берег, исчерченный лагунами. За ними сразу, от самой полосы прибоя, поднимается девственный лес. В два часа пополудни судовой подъёмник высадил нас из корзины для груза в лодку, а подъёмник причала такой же корзиной извлёк нас из лодки и спустил на берег. Под нами тянулся «бар», и старые изношенные железные молы выглядели как некие допотопные скелеты. Масса совершенно голых негров всех племён, несчастных, нищих, грязных, работает на причалах. Тела их очень сильны и не покрыты пальмовым маслом, тем пьянящим маслом, которым пахнет всё, что привозят из Африки. Повсюду страшная вонь полусгнивших плодов какао, которая одним махом и на всю оставшуюся жизнь убила во мне любовь к шоколаду.
Глава вторая
Мы пробирались сквозь девственный лес, на пирогах сплавлялись вниз по бурным стремнинам, соприкасались с тёмными народами грандиозной красоты.
Как следует освежившись, выхожу с Вюйе на разведку. Сам город, совершенно тропический, расположенный на острове между двумя вытянутыми прибрежными лагунами, мы оставляем позади. Над длинной, часто разливающейся лагуной горбатятся деревянные мосты, а пейзажи своей свежей зеленью и хижинами, сидящими почти в воде, напоминают пейзажи не атлантического побережья, а Тихого океана. По дороге постоянно встречаются местные жители, мужчины, закутанные в тоги цвета индиго или лиловые, которые обнажают одно плечо. Необыкновенно красивые, прекрасно сложённые. Женщины с полными округлыми плечами. Многие прохожие совсем голые, у них только маленький платочек между ног. У мальчиков и девочек на тёмной коже лишь красные ожерелья вокруг бёдер.
Не спеша и разговаривая дорогой, входим в туземную деревню. Это удивительное село стоит на жёлтом песке пляжа. Все племена, начиная от аполлоновцев, которые получили такое название из-за красоты своих юношей, и до бамбара, живут в своих фантастических домиках, выбеленных известью. На одном написано: «Томас Кофи, король Мосуа, царь царей», а в двух шагах от дома находится его могила. На другом доме читаю:
Все вы внимание. Когда я найти одного ученика писáл на эту стену, почувствует вес моей палки. Это болван, пизда, дикарь
Наоборот это ты это тот кто пишет это дикарь, разбойник, гад, человек земли
Он сумасшедший. Старый враль
Не сумасшедший ли ты?
Ладно, я сумасшедший
Животное без хуя
Наоборот. Тамара Балин
Это такая переписка жителей села Мосуа.
Невероятная красота нагих тел, какой в моём путешествии я больше не встретил. Они шагают упруго, как в танце. Группа юношей в тогах, великолепно драпированных, возлежит на лестнице. Они прислонились друг к другу, они молчаливы и спокойны, как статисты в глубине сцены, декорированной для классического, героического представления. Каждое их движение гармонично. Их редкие слова улетают в тихое небо, как птицы. На всех улицах полно чёрных, мечтательно улыбающихся прохожих. Группы играющих в лото и группы вокруг чёрных парикмахерш, которые прямо на улице, сидя на циновках, ждут своих клиенток – молодых женщин. Действо длится весь день, а сама причёска сохраняется дольше нескольких месяцев. Ещё одна группа толпится возле цирюльника, который посреди улицы бреет мужчинам головы. Два-три совсем белых негра (альбиноса), с красноватыми морщинистыми лицами, как варёные, жуткие, ненавидимые своими соотечественниками. Было бы интересно узнать, насколько удивились местные туземцы, которые первыми увидели белых, если они уже знали о существовании своих белых собратьев. Сейчас они чётко различают белого и альбиноса, но считают одного совершенством красоты, а другого презирают из-за его дефекта.
Головы женщин действительно неописуемо красивы: удлинённые, изысканные, чарующие, девичьи. Можно было бы сказать, что эти юные подруги аполлоновцев на самом деле жительницы Антил. Много людей совсем без одежды прохлаждаются на длинных местных лежанках, сплетённых из тростника. Их тёмные глаза наполнены светом угасающего синего неба. Встречаются и парни в белых европейских штанах и розоватых рубашках; редкие из них носят фраки и котелки. Такие гоняют на велосипедах и напоминают шимпанзе, каких показывают в цирке. Неожиданно сражённый такой красотой лиц, цвета и света, я чувствую, что мои глаза полны слёз. Возвращение по полям под пение сверчков, мимо стада крошечных телят. Аперитив, лёд.
Утром накануне Рождества жду на почте в хвосте трёх длинных очередей. Парни, с которыми я вчера разговаривал, приводят ко мне своего приятеля, который мог бы стать моим «боем». Ему семнадцать лет и зовут его Самба, родом он из Банфоры19, на его лице татуировки. Умеет готовить «в походе». Тут же покупаем всё, что нужно и чего у меня ещё нет: консервы, муку, растительное масло и т. д. Самба напоминает мне о том, что ещё следовало бы купить. Про шторм-фонарь говорит: «Па бон, ил и а па бон иси, отр!»[1] Сразу же после обеда я переодеваюсь, меняю свой жёлтый полотняный костюм на белый ввиду предстоящего нам с Вюйе визита к губернатору.
На автокаре едем в Бенжервиль, там находится резиденция губернатора20. Сперва наш автомобиль проезжает через деревню, в которой мы уже бывали раньше, потом его на большой лодке переправляют через лагуну, обросшую густым «пото-пото» – непроходимым болотистым лесом, кишащим
