— Знавал ли я Генриха… Мы были хорошими товарищами — я бы так это назвал.

— Это прекрасно. Полагаю, вы можете мне помочь.

Изумление во взгляде Карла проявилось еще явственнее.

Я поведал ему историю о том, что якобы потерял память при взрыве на катере, и якобы очень хочу восстановить светлые воспоминания о деде, узнать, какие, возможно, тот возлагал надежды на единственного внука и наследника рода.

— С отцом у меня сейчас… слегка напряженные отношения, — осторожно закончил я, понимая, что любое слово может вызвать подозрение, недоумение или сомнение.

— Генрих всегда считал Филипа… слабаком, вы уж простите меня за откровенность, господин Ульберг.

— Не стоит называть меня господином, — прервал я его. — Друг моего деда — мой друг. Отбросим официоз, прошу вас.

— Хорошо… Аксель. Так вот… Генрих не надеялся, что из Филипа выйдет сильный маг и достойный глава рода. Он надеялся на вас.

— На меня?

— Да. Ведь вы всегда так походили твердым нравом на Генриха. Он был одержим идеей возродить свой дом, вернуть ему былое величие, но не успел этого сделать. Лишь надежда, что это сделаете вы, утешала его на смертном одре.

— Скажите, Карл… вам что-нибудь говорит фраза «Пар и лед — такая же вода, как и сама вода»?

Босстром с сомнением глядел на меня и молчал, наверное, с минуту. Я уж засомневался было, услышал ли он мой вопрос, как он ответил:

— Вы же понимаете, Аксель, что, откровенничая с вами, я очень рискую?

— Я ничем не могу доказать свою надежность, как человека, умеющего молчать, но прошу вас ради памяти вашего друга и моего деда рассказать мне то, что знаете.

Мои высокопарные слова возымели эффект. Карл начал:

— Как я говорил, Генрих был одержим идеей поднять свой дом из руин. Ульберги веками занимались виноделием. Когда ваш завод взорвался, Генрих будто с ума сошел, но у него еще оставалась надежда все исправить. «Сухой» закон совсем подкосил его душевное равновесие. И еще эта его ненависть к Нильсонам…

— К Нильсонам?

— Да. Генрих ни за что не хотел продавать им свои роскошные виноградники. Но когда ваша семья… совсем обнищала… вы уж простите меня, Аксель, вы просили о прямолинейности… тогда ваш дедушка наступил на горло своей гордости. Он просил меня купить виноградники за бесценок, но я слишком мелкий торговец, и у меня не хватило бы средств даже с учетом того, что ваш дед готов был сильно уступить в цене.

— В итоге он продал виноградники Нильсонам?

— Совершенно верно.

— Так что по поводу того, что вода — это пар и лед?

— В этом и проявлялась его одержимость. И тому виной вы, молодой человек. — Карл хитровато прищурился.

— Так-так, интересно…

— Вам тогда было лет шесть или семь… заигрались вы, по рассказу Генриха, с увлажнителем воздуха…

— С увлажнителем воздуха? — недоуменно переспросил я.

— Неужто с памятью настолько плохо? — сочувственно покачал головой мужчина. — Прибор, куда наливают воду, она в виде пара выходит в воздух и увлажняет его.

Очередное чудо техники этого мира, все ясно.

— Так вот… «сухой» закон уже действовал, но ваша домашняя коллекция вин еще, разумеется, сохранилась. И вы, шаловливое дитя, налили в увлажнитель бутылку дорогущего вина. И… сами понимаете… Ваш дед обнаружил вас лежащим на полу возле увлажнителя и… опьяневшим.

— Ого! — У меня совершенно искренне отвисла челюсть. Вот так Аксель!

— И вашего деда осенило. Я всегда считал эту его идеей… вы уж простите, бредовой, но он и думать ни о чем другом не мог. Если бы найти способ производить вино, если бы найти денег… Генрих хотел открыть, подпольно, само собой, что-то вроде клуба для желающих быстро захмелеть.

— Но зачем дышать винными парами, если есть вино и его можно просто выпить? — спросил я недоуменно.

— Эх… — Босстром махнул рукой. — Генрих был тем еще чудаком. Он утверждал, что в империи, где действует «сухой» закон, его идея покажется очень экстравагантной, но тем более заманчивой. И будет хорошо продаваться.

— Да уж… действительно чудак, — пробормотал я задумчиво.

Я понимал, что все это полнейший абсурд, но было что-то в этом абсурде… цепляющее ум. Царапающее его и требующее неотложного осмысления. Только бы не упустить ничего важного. Что-то я упускаю… что-то упускаю… Пар и лед… лед… вот оно!

— Скажите, Карл… Вы ведь владеете виноградниками?

— Да что там говорить… — грустно вздохнул он. — Большую часть пришлось продать, чтобы не вызывать лишних подозрений, когда новый закон ввели. Мы люди маленькие и простые, нам проблем не надо было… То, что осталось, идет на изготовление сока, изюма и всяких сладостей… На жизнь кое-как хватает. Вон даже и за прилавком сам время от времени стою, чтобы дать выходные своему продавцу — нанять второго для меня непозволительная роскошь. Бывали времена и получше, конечно…

— Карл, возможно ли из винограда делать концентрированный сок в твердом состоянии?

— Это требует определенных навыков и технологий… но вообще да, это возможно.

— И вы могли бы этим заниматься?

— К чему эти странные вопросы, Аксель?

— Прошу вас, ответьте, это очень важно.

— Пожалуй, что попробовать можно было бы… Думаю, что смог бы.

— Тогда у меня к вам деловое предложение, друг мой. Предложение, от которого вы не сможете отказаться, потому что то, что я хочу устроить, сделает нас очень, очень богатыми.

Глава 5

Я стоял в холле огромной, роскошной научно-магической библиотеки — главного хранилища узко-специализированной литературы в этом городе. Стены, отделанные темным деревом, внушали чувство покоя и умиротворения. Зарегистрировавшись на входе и получив официальный доступ к сокрытым на этих длинных, многочисленных полках знаниям, я ощутил некое подобие могущества. Нелепо, наверное, но книги всегда вызывали во мне приятное волнение на грани трепета. Не всякий понимает, что страницы, исписанные чернилами (впрочем, в этом мире уже изобрели книгопечатание), могут таить в себе куда более интересные вещи, нежели все эти их интернеты.

Миловидная женщина провела меня в отсек по травоведению. Половину минувшей ночи я провел, изучая в сети, что за зверь такой в этом мире — это травоведение. Выяснил, что у этой отрасли науки есть две основные функции — изучение лекарственных трав в медицинских