Шрифт:
Закладка:
«Он беден, Ева! Обычный телохранитель! Только не смей в него влюбляться, не вздумай!»
— Ты любишь своего мужа?
Вопрос Оскара прозвучал так неожиданно и так не вовремя. Напоминать о Сильвестре в такой романтичный момент — высшая степень идиотизма.
Да и что она должна ему на это ответить? Правду? Конечно, нет.
— Разумеется, иначе я бы не была с ним два года, — соврала, уставившись на светящиеся небесные точки.
Оскар ничего не ответил, но она ощутила, как напряглась его крепко сжимающая её руку ладонь. Расцепив пальцы, он поднялся и занялся поиском вещей. Полная луна освещала изгибы его мужественного тела: широкие плечи, мощная спина, рельефный торс...
— На сколько он тебя старше? Лет на пятьдесят? — натягивая шорты, словно между прочим спросил Оскар, и Ева тут же ощетинились:
— С каких это пор мужчин оценивают по возрасту? Мне его, знаешь ли, не варить.
— А по чему сейчас оценивают мужчин? По толщине кошелька? Прости, я, наверное, старомоден, всегда считал, что мужчин оценивают по его поступкам к понравившейся женщине. Но видимо, тебя интересует совсем другое.
— Знаешь, что? А не пошёл бы ты! — вспыхнула, словно промасленная деревяшка. Подскочив на ноги, подняла свою тунику и нервно натянула через голову. — Хочешь сказать, что я продажная меркантильная шлюха? Пусть так! Зато Сильвестр добился в этой жизни многого и его есть за что уважать. А за что уважать тебя? Нищеброд, охраняющий чужую задницу за гроши.
— Ну почему же за гроши? Сунь мне хорошо платит, — спокойно парировал Оскар, чем раззадорил её ещё больше:
— Я жалею, что связалась с тобой. Не смей меня больше преследовать, понял? Если мы снова когда-нибудь пересечёмся, будь любезен, сделай вид, что мы незнакомы! — схватив босоножки, быстро пошла на свет мигающих вдалеке огней отеля.
— Ты кепку забыла, — крикнул ей вслед Оскар, и Ева, не оборачиваясь, выставила средний палец.
Кто он такой вообще и что о себе возомнил? Если у него шикарное тело и в сексе ему нет равных, это совсем не означает, что теперь он имеет право как-то её осуждать. Каждый крутится в этой жизни как может, она пошла этим путём и целенаправленно двигалась в верном направлении, пока не появился этот пижон и не попутал все карты.
Устроил, понимаешь, романти́к, думал, что за вшивую бутылку шампанского ценой в пятнадцать долларов она бросит всё, чего так долго добивалась? Что её замучит совесть и она кинет Сильвестра? Как бы не так!
— Ева, постой! — раздалось позади, и девушка ускорила шаг. — Да стой ты! — Оскар догнал её и повернул к себе лицом, сжав хрупкие плечи: — Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто… ты мне понравилась, и меня жутко бесит, что ты тратишь свою молодость на того, кто этого не достоин. Ты красивая, умная, сексуальная — зачем он тебе? Только из-за денег? Но это же такая мелочь!
— Давай только без лирики, ладно? Деньги — это далеко не мелочь, с деньгами ты имеешь вес в обществе, тебя уважают, к твоему мнению прислушиваются, а если ты беден — ты никто! Пустое место. Ты не знаешь, как я жила раньше. Да ты вообще ничего обо мне не знаешь! Сколько мы знакомы? Двое суток?
— А сколько должно по-твоему пройти, чтобы понять, что именно этот человек тот, кто тебе нужен?
— Ты бредишь! — истерично хохотнула Ева, скидывая со своих плеч его ладони. — Скажи ещё, что без памяти влюбился.
— А ты скажи, что я совсем тебя не зацепил. Давай, ври, ты же умеешь.
— Зацепил. Но зацепил бы ещё больше, будь у тебя счёт в швейцарском банке. С авантюрами покончено, Оскар. Давай не будем ничего усложнять, хорошо? Мне пора, сеанс массажа давно закончен.
— Какого массажа?
— Ног. Увы, когда у тебя есть вторая половина, приходится изворачиваться, — выхватив из его рук свою кепку, торопливо зашагала к отелю. — И не попадайся мне больше на глаза. Никогда!
*** Два следующих дня показались Еве вечностью. Балийские каникулы подходили к концу, и она уже мечтала поскорее оказаться дома, подальше от этого грешного райского курорта. Не радовало ничего — ни шоппинг, ни спа, ни новые побрякушки.
Сегодня предстоял очередной скучный день: они с компанией дружков-старпёров Омарова выбрались поиграть в гольф, а это значит три битых часа сидеть под палящим солнцем и делать вид, что ты в диком расстройстве от того, что твой морщинистый Скрудж промазывает мимо лунки.
Надвинув шляпу с широкими полями на глаза, Ева устало откинулась на шезлонге. Пассия Полетаева сегодня снова была не в духе — надув вареники, обмахивалась журналом, разгоняя раскалённый воздух.
— Я сделаю тебя сегодня, вот увидишь, — пригрозил Полетаев Сильвестру, обнажив в улыбке редкие жёлтые зубы. С его средствами он давно мог бы вставить себе челюсть из жемчуга, но почему-то продолжал упорно стареть, отталкивая неприятной внешностью. Его загар из красного постепенно превращался в плешиво-коричневый, что ещё отчётливее выделяло курчавые седые волосы, сплошь покрывающие дряхлеющее тело.
Еве однозначно повезло больше, чем этой болонке из силиконовой долины: Омаров хотя бы пытался молодиться.
— Григорий Емельянович! — Сильвестр поднял руку в приветственном жесте, встречая запоздавшего гостя.
Ева обернулась: из белоснежного лимузина юрко выбрался Сунь. Оскар придерживал открытую дверь и выглядел настолько шикарно, что челюсть свело.
Строгий костюм а-ля мистер Бонд идеально сидел по фигуре, тёмные очки-авиаторы скрывали глаза, но Ева кожей ощущала на себе его пристальный взгляд.
Она не хотела этого признавать, но скучала по нему, а позавчера, ужиная в том же ресторане, где они предались грешному совокуплению, даже прогулялась по коридору мимо мужского туалета, надеясь, что он снова будет ждать её там. Но его там не было. Это на удивление сильно задело и привело в уныние.
Хотя разве не этого она хотела? Она попросила его исчезнуть, и он исчез. А теперь он здесь, так близко…
— Как играем сегодня? Трисом или каждый за себя? — Сильвестр похлопал Суня по тщедушному плечу, направляясь к микроскопическому гольф-кару.
Ева скосила глаза на Оскара — тот сидел поодаль под брезентовым тентом, со скучающим видом пожёвывая травинку. Его нарочитое безразличие раздражало, и тут же взыграло уязвлённое женское самолюбие. Кажется, они не всё сказали друг другу тогда на пляже. Она забыла сообщить ему, что помимо нищеброда он ещё заносчивый кретин. И он, кажется, не извинился за то, что назвал её продажной девкой. Или он её так не называл? — прикусив губу, Ева нахмурилась. — Даже если и не назвал, то точно так подумал и обязан за это извиниться!
— Ева, чего ты там зависла? — обернулся Омаров, и с раздражением поманил её рукой к кару.
— Силя, прости, мне что-то нехорошо. Можно, я останусь здесь?
