Такеши прервал поцелуй, отстранившись, взял ее ладони и заставил развязать свой оби. Наоми задрожала еще сильнее, и быстро-быстро забилась жилка на ее шее, выдавая волнение и страх. Она послушно принялась снимать с него кимоно и зажмурилась, когда черная ткань скользнула к их ногам. Ей показалось, она уловила его негромкий, шелестящий смех, и зарделась, тотчас открыв глаза.

Первым, что она увидела, было отвратительное клеймо под левой грудью Минамото. Она подняла вопросительный взгляд, и он, скривившись, обронил:

— Был в плену, — а после сжал ее талию, прижимая к своему голому телу. Такеши укусил нежную кожу на шее, лизнул ранку и сжал зубами мочку уха.

Наоми тихонько охнула, когда он накрыл ладонями ее небольшую грудь и пропустил сквозь пальцы соски. Он не был груб — так, как она ожидала. Не вел себя так, будто у нее нет ни чувств, ни желаний.

«Как долго это будет продолжаться? — в смятении спрашивала она себя. — Как долго он будет… терпелив?»

Ее страшила неизвестность, ведь невозможно было предугадать дальнейшие действия Минамото. Ее страшила и его непривычная мягкость, и неторопливые ласки, и близость.

Она тряхнула головой, осмелившись, и стиснула ладонями его спину, слегка надавив ноготками. К чему было злить Минамото? Наоми уже решила: она уйдет сразу же, как все будет кончено. Она не позволит клейму этого позора пристать к ее коже. А сейчас же… не нужно его злить.

Такеши увлек ее на татами и навис сверху, опираясь на согнутый локоть. Он вновь поцеловал ее — жадно и долго; погладил грудь и ключицы, впалый живот, очертил лобковые косточки, щекоча почти невесомыми прикосновениями. Он грубо сжал бедро, подтягивая Наоми ближе, прижимая к своему паху, заставляя почувствовать свое возбуждение.

Она охнула и широко распахнула глаза, извернулась, губами коснулась его груди, принялась покрывать лихорадочными поцелуями плечи, чувствуя, как Такеши медленно скользит по нежной коже ее внутренней стороны бедра. Она инстинктивно свела коленки, смущенная, раскрасневшаяся, но он надавил, заставляя раздвинуть ноги.

Такеши внимательно вглядывался в ее лицо: как она прикусывала губу, как морщила лоб, как закидывала голову и сводила на переносице брови, трепеща в его руках. Он снял с ее губ очередной всхлип и вошел одним пальцем.

Наоми испуганно дернулась и попыталась отползти, застонала, протестуя, но Такеши одернул ее грубым рычанием, продолжая медленно двигать рукой. Он склонил голову, покусывая ее соски, покрывая влажными поцелуями живот и грудь. Он почувствовал, как Наоми расслабилась спустя минуту и длинно выдохнула, царапая татами. А потом — до крайности удивила его, надавив ладошками на плечи и заставив откинуться навзничь. Она легла на него сверху, поцеловала в шею, провела языком дорожку до яремной вены и нарочито медленно начала ползти вниз, поглаживая широкую грудь и подтянутый живот, покрытые паутиной светлых рубцов.

Такеши хлопнул ее по ягодицам и сел на татами, устроив Наоми на своих коленях и заставив прогнуться в спине, затылком коснуться пола. Он до синяков стиснул ее бедра и вошел — одним резким, быстрым движением.

Она вскрикнула, и тоненькая струйка крови сбежала по ее бедру. Ей было больно, но не так сильно, как рассказывали женщины, и вовсе не хотелось плакать. Такеши навис над ней, опираясь на сжатые кулаки, нагнулся, тягуче сцеловывая с губ стоны и всхлипы, и шумно выдохнул сам, когда Наоми укусила его шею.

Она не чувствовала ни боли, ни наслаждения — было неудобно и непривычно, и только изредка внизу живота что-то наливалось в тугой комок. Она подалась вперед, прижимаясь к Минамото ближе, ногами обвила его торс. Ей нравилось и его рваное дыхание, и напряженное лицо, и тихие, сдавленные стоны. Он схватил ее за выбившиеся из пучка пряди, потянул назад, заставляя подставить шею под его быстрые поцелуи-укусы.

Наоми почувствовала, как начали сокращаться его мышцы в оргазме. Он зарычал, больно кусая ее плечо, до хруста прижимая к себе. Такеши дернулся вперед несколько раз, вскрикнул, давя в зародыше громкий, рвущийся наружу стон, выгнул спину, откидывая назад голову и закрывая глаза. А после рухнул на Наоми, впечатав в татами весом своего тела.

Несколько мгновений тишина в комнате прерывалась лишь его жадным, сбившимся дыханием. Глаза Наоми влажно блестели, и она чувствовала его семя, стекавшее по бедру. Ей было трудно дышать: Минамото давил прямо на грудь, и она обеспокоенно заерзала, пытаясь освободиться от тяжести.

Заметив это, Такеши скатился с нее и усмехнулся. Двигаться дальше ему было лениво. Он скосил глаза на Наоми, напряженно изучавшую потолок. Девчонка оказалась не так плоха, как подумалось ему вначале. В ней была искра — он верно разглядел тогда, на приеме у Императора. Искра и стержень. Он заметил, как она сощурилась и растянула губы в узкую полосу. Такеши с легкостью мог угадать, о чем она думала. И убедился в своей правоте, когда услышал вопрос:

— Что будет дальше?

— Поедем в поместье, — на выдохе ответил он и, поднявшись, потянулся до хруста в суставах.

Он взял с татами порядком измятое кимоно и накинул на плечи — в чайном домике стало вдруг очень холодно. Краем глаза он наблюдал за Наоми: та неловко попыталась сесть и зашипела, почувствовав, как саднило между ног. Она обхватила ладонями плечи и зябко поежилась, оглядывая комнату.

Такеши взял ее изорванное фурисоде и подошел к ней, присев на одно колено. Наоми следила за каждым его движением взволнованным, воспаленным взглядом. Верно, ждала чего-то.

Что позволит ей жить. Что даст ей надежду. Что спасет ее честь.

Минамото очень не понравился этот взгляд. Он сам набросил кимоно ей на плечи и молниеносным движением нажал на точку чуть пониже шеи. Наоми не успела даже вскрикнуть, без чувств свалившись ему на руки. Он опустил ее на татами, укрыв прохладным шелком, и, посмеиваясь, вытащил из прически два сен-бона*.

— Неужели думала, я действительно приму их за шпильки?

Такеши внимательно осмотрел комнату на предметы, которыми Наоми сможет нанести себе вред, как очнется — он не сомневался, что она попробует. Забрав с собой сен-боны и найденный ножичек, он вышел в сад.

Вечерняя прохлада приятно бодрила, остужала разгоряченное тело. Под стрекот сверчков и цикад Такеши дошел до ворот, где ждали его люди. Если кого-то из солдат удивило его появление, то вслух об этом заикнуться никто не посмел.

— Кацуо, Масато, — он выделил двоих, и те шагнули вперед. — Ступайте к чайному домику в глубине сада. Там Наоми-сан. Она пока… спит. Дождетесь ее пробуждения и проводите до главного дома. Проследите, чтобы она ничего