Читать онлайн Роман после драконьего развода - Карина Иноземцева

Роман после драконьего развода

Карина Иноземцева

1

— Пута, нуттэ!!!

Прорывается мужской голос через мое спутанное сознание. Тело ужасно болит. Не чувствую ни рук, ни ног. В голове каша. Дышать тяжело. Чувствую, как по лицу что-то течет. Вместе с ругательствами (а я уверена, что это был именно мат) слышу вдалеке плач младенца и тихий шепот: "папочка, не бей маму".

А потом пронзительный крик: "МАМА!", острая, обжигающая боль в боку. Из легких вырывается всхлип, и я провалилась в темноту.

Ничего не понимаю.

Совсем недавно я мчалась по серпантину в больницу. Привезли срочного пациента, а операционная группа была не укомплектована. Мне позвонил главврач отделения и попросил приехать. Живу относительно недалеко от больницы, мне только в горку забраться… в дождь и ветер.

Помню, как по телефону связалась с дежурным хирургом, чтобы узнать подробности. Мне описали травмы неудачного мотогонщика, и что ему нужно не только внутренние органы зашивать, но и ногу восстанавливать. И все это одновременно и срочно.

Надавила на газ. Услышала, как дежурный забыл выключить телефон и побежал. На том конце стоял протяжный писк — остановка сердечной деятельности. Скупые команды врача, подтверждение о проведенных манипуляциях и… все. Телефон отключился. Или я сама отключилась.

Темнота. Не могу даже вспомнить, что именно случилось. Я врезалась или в меня? Может, оползень?

А потом темнота сменилась болью во всем теле. Чей-то плач настойчиво вторгался в мою гудящую голову. Чьи-то руки нежно гладили меня по голове.

— Мамочка, — шептал совсем рядом детский голос. — Пожалуста, мамочка, открой глазки.

Мне настолько жалко ребенка стало, что захотелось посмотреть на эту "мамочку".

Открыла глаза и поняла, что левый совсем не хочет открываться, еще и болит ужасно, а во рту мне не хватает зубов.

— Хррр, ар, бр…

Это кто так хрипит? Ощущение, что рядом человек с отеком легких. А почему мне так тяжело дышать?

— Мамочка! — я не вижу левой стороной, но именно оттуда на меня налетели маленькие ручки.

Какая "мамочка"? У меня никогда детей не было.

— Мама, папа опять Арсиэля забрал. А нам здесь приказал сидеть.

При упоминании этого имени во мне что-то сжалось.

Повернула голову так, чтобы видеть ребенка.

Передо мной на коленках сидела маленькая красивая девочка. Только грязная и в рваном, некогда великолепном платье. Ей от силы лет шесть или семь, но в ее глазах уже виден взрослый человечек. Глядя на нее, понимаю, что она слишком быстро повзрослела. Нет, ее заставили стать старше. В ней столько боли и страха, что она не смеет плакать. Тоненькие ручки и тело больше подходят оголодавшему нищему, а не ребенку из хорошей семьи.

Жалость и боль смешались во мне, и поднялась настоящая душевная буря. Я ощутила злость на того, кто посмел сотворить такое с девочкой. Нехватка кислорода усугубляла ситуацию. Мне стали мерещиться алые всполохи вокруг ребенка. А потом я поняла, что буду защищать малышку во чтобы то ни стало. Что-то тихое, но одновременно настойчивое тянуло меня к детям.

Да, к детям. Не к ней одной, но еще и к сыну…

— Что случилось?

Я попыталась встать и поняла, что тело слишком огромное для меня. Мои руки сжимают выпирающую грудь, между ногами нет свободного места, еще и неприятно трется. Сердце от каждого движения стучит все сильнее, а легкие дышат так тяжело, будто я сквозь толщу воды пытаюсь дышать. При этом ноги отзываются болью, руки ноют, а живот висит на коленях. Осторожно трогаю свои руки и понимаю… я не я!

Не успеваю рассмотреть себя и найти здравые мысли в голове.

Раздается скрежет. Я быстро поворачиваюсь. В небольшой комнатке нет ничего, кроме какого-то грязного одеяла и ведра в углу. Девочка настойчиво жмется ко мне и с ужасом смотрит на железную дверь. Ее кто-то пытается открыть.

Неуклюже подошла к ведру. Было ощущение, что я одела огромный костюм на маскарад. Мало того, что ощущаю себя скованной, так я еще и пыхчу как паровоз при каждом движении. Встала так, чтобы тару можно было схватить в качестве защиты. Дверь из поля зрения не выпускаю, а сама ощущаю слабость и ноющую боль где-то внутри. Одышка не дает нужного притока кислорода, но я стараюсь дышать правильно, успокаивая свои дыхательные рецепторы и жгучую боль в ребрах.

— Папа пришел, — тихо прошептала девочка, вжимаясь в меня всем телом. — Арсиэля пора кормить.

Дверь отворилась. В комнату вошел высокий, мускулистый человек с острыми чертами лица. Его взгляд быстро нашел меня.

Пару секунд мы смотрим друг на друга, а потом он тихо рычит.

— Ты еще не сдохла? Как жалко, Оливия, — он делает пару резких шагов в мою сторону.

Ощущаю, как ребенок возле моих ног напрягается. Глажу ее по голове и ничего не понимаю, но чувствую, как меня начинает трясти при виде этого напыщенного лица.

— Как ты со мной говоришь?! Тебя культуре не учили? — я не привыкла к крикам и унижению.

Не могу молчать и не хочу. Вижу, как трясется девочка, чувствую ее сильные объятия и понимаю, что вот Он — причина ее страха и моего ужасного состояния.

— Голосок прорезался, пута? — он делает резкий выпад, будто схватить меня хочет. Хватаю ведро наполовину полное и выливаю прямо на одежду недо-страха.

Успеваю увидеть, как яростный взгляд напротив изменился. На меня будто монстр из глубин ада посмотрел. А потом мое тело скорчилось из-за ощущения того, как мне рвут мышцы, ломают кости, наживую вынимают легкие. И только детский крик вперемешку с визгом держит мое сознание на поверхности.

— Папа, не надо! А-а-а-а, нет! Отпусти маму!

Да что это такое, твою мать!

Почему я ощущаю боль, когда меня даже пальцем не тронули? Из-за того странного взгляда? Но я ведь не рехнулась так, чтобы поверить в гипноз и тому подобное…

Я никогда не поддавалась давлению со стороны и сейчас…

Отодвигаю в сторону свои ощущения — появился приток кислорода. Поняла, что валяюсь на полу и катаюсь от приступов боли. Мое тело выкручивает и ломает, и я сама приношу себе еще больше травм. А надо мной стоит этот мужик.

Вот тварь!

Злоба помогает прийти в себя. Но тело ослабло и не может шевелиться. В углу попискивает девочка. Ей не позволяют подойти ко мне.

— Очнется, дашь ей брата, пусть кормит, — резкий приказ повелительным голосом еще больше заводит меня.

Больше никаких