Читать онлайн Ангелоподобный господин Дайх - Пьер Буль

Пьер Буль

Pierre Boulle

L'Angélique Monsieur Edyh

— Это необычайное событие, мсье, приключилось с одним из моих друзей, давнишним соучеником по коллежу. Мы с ним поддерживали приятельские отношения, хотя, случалось, я подолгу не получал от него никаких вестей. По роду своих занятий мы оказались оторванными друг от друга, да и знакомства у нас были в разных кругах. Я, как вам известно, изучал право и некоторое время практиковал как адвокат, не слишком, впрочем, успешно. Затем я вступил в лоно церкви. Он же тем временем добился значительных успехов в научных исследованиях, особенно в области физики, биологии и разработке способов приложения их к медицине. Всем этим он увлекался самозабвенно. Завершив свое образование в лучших университетах восточного мира, он занялся научной деятельностью. На Востоке провел он долгие годы, там же и защитил докторскую диссертацию, отмеченную глубиной и оригинальностью. В конце концов он объявился в королевстве Шандунг в качестве врача. Клиентура его была немногочисленна, ибо большую часть своего времени мой друг отдавал научным изысканиям. Следует сказать, что именно такого рода занятия соответствовали складу его живого и проницательного ума скорее, нежели что-либо иное.

Помимо естественных дисциплин, он увлекался литературой, причем литературой самых различных стран, выделяя все-таки среди других англосаксонскую. Если я останавливаю ваше внимание, мсье, на этом факте, то лишь потому, что чтение романа одного весьма известного английского писателя и натолкнуло его на открытие, о котором пойдет речь.

— Твой приятель, старик, заинтересовал меня. Как его имя?

— Боюсь, оно покажется вам не слишком благозвучным, а подобрать ему точный эквивалент в вашем языке трудно. С вашего позволения я буду звать его Джекиллем.

— Джекилль? Это имя мне знакомо. Встречалось в какой-то книге. Джекилль… А почему, собственно?

— Ну, прежде всего потому, что его приключения весьма заметно напоминают события, описанные Стивенсоном, впрочем, кое в чем и отличаются. К тому же не что иное, как роман Стивенсона, сыграл решающую роль в его судьбе.

— Старик! — воскликнул я, нетерпеливо потирая руки. — Такое начало меня заинтриговало. A-а, я припомнил! Речь идет о романе Стивенсона «Загадочная история доктора Джекилля и мистера Хайда». Он мне всегда очень нравился, этот роман. Так твой друг, доктор Джекилль, он…

— Да, он был под сильным впечатлением этой книги, находил в ней отражение собственных мыслей и увлечений — он втайне вел исследования в собственной лаборатории и к тому времени был близок к их завершению.

По многу раз перечитывал он эту книгу, но однажды, взяв ее в руки, вдруг остановился, пораженный, на одном эпизоде, словно впервые постиг его сокровенный смысл. Я могу процитировать этот отрывок по памяти, поскольку дальнейшие события побуждали меня часто к нему возвращаться в надежде проникнуть в таинственное его значение.

— Так процитируй же скорее, старик, умоляю! О чем там говорится?

— Это тот самый эпизод, когда доктор Джекилль делает свое признание. Помните? В тот миг, когда он испытывает на себе действие изготовленного им эликсира и тем самым дает рождение гению зла Хайду.

В ту ночь я добрался до рокового перекрестка. Окажись я в момент своего открытия в более возвышенном состоянии духа, соверши эксперимент, будучи под властью благочестивых или набожных устремлений, результат оказался бы совершенно иным — прияв нечеловеческие муки единовременных смерти и рождения, явился бы я в мир ангелом, а не демоном.

Мсье, поверьте, эти слова были преисполнены особого смысла для моего друга, тем более что ему казалось, будто в своих исследованиях он подошел к грани величайшего открытия. Впрочем, в последующем его предположения подтвердились. Моему другу удалось заново открыть состав эликсира, способного разъять человеческую личность на две, если угодно, субстанции, сконцентрировав в каждой из них исключительно добро или зло. Смешение противоположных начал в душе всегда было мучительным для моего друга, так же как и для героя Стивенсона. Теперь вы понимаете, какого рода пищу для размышлений черпал он из этого отрывка. И какое томительное беспокойство начал испытывать накануне эксперимента.

— М-да, представляю себе… Его ожидали либо вершины добродетели, либо глубины порока.

— И зависело это от душевного настроя экспериментатора в момент проведения опыта. Мой друг имел все основания считать, что доктор Джекилль из романа предполагал как раз это.

Надо сказать, мсье, что мой друг был личностью самой обыкновенной, как в физическом, так и в нравственном отношении. Если не принимать в расчет его умственные способности, поистине исключительные, он показался бы вам нисколько не лучше и не хуже большинства людей. И это отчетливое представление о себе самом ввергало моего приятеля в глубокую тревогу. Честный и беспристрастный человек, он не мог не признать, что к научному экспериментаторству его побудила скорее обычная любознательность (а то и вовсе нездоровое любопытство), нежели возвышенные идеи. Приступить к опыту, находясь в таком душевном состоянии, почти наверняка означало дать рождение отвратительному чудовищу, наделенному всеми мыслимыми пороками, наподобие стивенсоновского Хайда. Возможность подобного исхода лишала его покоя и днем и ночью. Страхи моего друга усугублялись еще и тем, что в скором времени он намеревался вступить в брак с некой юной девицей необычайной красоты, которую он обожал и которая отвечало ему взаимностью. Сделать ее супругой чудовища — одна только мысль об этом казалась ему ужасной. Он решил отложить опыт и однажды явился ко мне, чтобы посоветоваться. Моему мнению он всегда доверял, и знал, что может рассчитывать на мою скромность.

Религия Сомнения, приверженцем которой я являюсь, не позволила мне высказаться определенно о моральной стороне его проекта, но опасения, которыми он со мной поделился, показались и мне обоснованными, и потому я поддержал его намерение отложить эксперимент. Я посоветовал ему предаться размышлениям, бежать от суетного мира, воздерживаться от всех дурных или сомнительных помыслов, искать уединения. И лишь после того, как он со всей возможной отчетливостью уяснит для себя направление своего разума, приступить к намеченному. Предварительно до́лжно уверовать в благодетельность своих побуждений; ведь существо, которому суждено явиться в мир по его воле, должно быть наделено всеми человеческими достоинствами.

Он дал слово